Трое его сестер, совершенно испорченных богатством и процветанием, въехали на площадь вслед за ним - одна на "Пирс-Эрроу", одна на "Паккарде", и еще одна на "Роллс-Ройсе", и каждую машину вел личный шофер.
После проведенного в банке получаса, три сестры появились снаружи в сопровождении брата, который проследил, чтобы они расселись по автомобилям. Он уже направлялся к собственному, когда заметил идущую через площадь Селесту Чальфонте.
Он давным-давно был женат на ее школьной приятельнице Фелиции Скотт. Прахом пошли мечты объединить состояния Райфов и Чальфонте. "Какая империя могла бы получиться", - сокрушался он про себя. И все-таки, он хотел Селесту. Тот факт, что она жила с Рамелль Боумен только разжигал его пыл.
- Мисс Чальфонте, какое счастье видеть вас, - он галантно снял шляпу.
- Здравствуйте, мистер Райф.
- Вы слыхали, что Антверпен сдался немцам?
- Да.
- Я часто бываю в Вашингтоне. Если мы окажемся втянутыми в войну, мы должны быть вооружены.
- Продукцией военного завода Райфа, конечно же.
- И я весьма часто вижусь со Споттисвудом. Он, как и я сам, пылко надеется, что мы сможем избежать этого европейского безумия.
- Спотти говорил мне о том шуме, который вы подняли среди сенаторов и конгрессменов.
- Не собирается ли ваш брат навестить вас в ближайшем будущем?
- Мы надеемся увидеться с ним на день Благодарения, но служебные обязанности могут не позволить ему приехать.
- Да, конечно. Стерлинг впечатляюще расширил вашу компанию. Интересно, почему Споттисвуд не желает войти в семейный бизнес?
- Производство обуви не обладает ни малейшей привлекательностью в глазах моего младшего брата, мистер Райф.
Брутус пытался увлечь ее разговором так долго, насколько мог - просто чтобы иметь возможность смотреть на нее.
- А Кертис?
- Кертис скупает землю в крохотном городке, который называется Лос-Анджелес. Его заинтересованность Калифорнией остается загадкой для всех нас.
- Мисс Чальфонте, не окажете ли мне честь поужинать со мною в ближайшем будущем?
- С вами?
- Обед... с Фелицией и со мной, - выдохнул он.
- Брутус, я обожаю Фелицию, но вы знаете, что я думаю о вас.
- Я - не мой отец, Селеста.
- Брутус, ты ни на что не годный сукин сын. И совсем немного разницы в том, ты или твой отец проворачивали бесчестные делишки во время "недоразумения между Штатами". Ты достойный продолжатель его дел.
- Ты предвзято судишь о прошлом. Я такой же бизнесмен, как и твой брат Стерлинг.
- Стерлинг не имеет дело с орденом Белой камелии.[23]
- В чем ты меня обвиняешь? Я не в ответе за своих работников. Ты хоть представляешь, сколько народа на меня работает? Кроме того, я нахожу довольно странным, что ты поднимаешь шум из-за парочки негров на службе у янки, которых если и линчевали, то поделом.
- Темнокожие в этом городе не сделали никому ничего плохого. А у тебя есть свои дьявольские причины провоцировать эти действия. Я их уразуметь не могу, - она шагнула прочь.
- Селеста! - он ухватил ее за локоть в попытке задержать.
- Не прикасайся ко мне, скорпион!
- Ты еще пожалеешь о том, что обижаешь меня! - Брутус в гневе скомкал перчатку. И все же, обижался он или нет, он ее хотел. Вид этих широких плеч, узкой талии и прямой спины воспламенял его. Много раз Брутус прикидывал, не взять ли ее силой. Стояли бы на дворе 1890е, он бы ухватил ее за руки и попытался поцеловать. Но взять силой Чальфонте он не мог. Другую женщину - может быть, но не Чальфонте. Ее братья убили бы его. "И уж если на то пошло, - подумал он, - вполне возможно, она сделала бы это сама". Селеста отлично стреляла. Ну и черт с ней.
22 мая 1980 года
Задняя дверь отворилась. Луиза неторопливой походкой вошла в кухню и бросила свою белую сумочку на кухонный стол. Джатс даже головы не подняла от кекса с пряностями, который она покрывала глазурью.
- Подумала, заскочу к тебе по дороге домой из салона красоты.
Джатс осторожно положила нож в миску с глазурью и повернулась.
- Снова сделала стрижку в “Ринзо Блю”, как я погляжу?
- По крайней мере, волосы у меня все свои.
- Раз, всего лишь раз я надела парик, чтобы понять, как я в нем выгляжу.
- Ха! Да ты носила его, чтобы прикрыть лысину!
- Луиза, у меня не было лысины. Я обожгла кожу головы этим чертовым тоником домашнего изготовления.
В комнату влетел пудель Джатс. Его недавно обстригли, и он был похож на маленького черного морячка. Первым делом пудель ткнулся носом Джатс в руку, а потом заплясал вокруг Луизы и вспрыгнул к ней на колени.
- Генри Киссинджер[24], красавчик ты мой! Твоя тетушка Лисси так рада тебя видеть! Ну-ка, поцелуй меня... Вот молодец! Генри Киссинджер где хочет гуляет, а что он делает - никто не знает, - пес от радости готов был из кожи вон выпрыгнуть у нее на коленях. - А где наш Шекспир?
- Она, скорее всего, еще спит.
- Лажабока.
- Ты хотела сказать лежебока, да?
- М? А, да. Зубной протез неудачно вставила сегодня. Эта девчонка совсем заспалась.
Джатс закончила наводить красоту на торт.
- Она работает по ночам. Говорит, это единственное время, когда ей удается побыть в тишине и покое.
- Скажи, пусть обустроится на кладбище. Там тишины хоть отбавляй, - Луиза рассмеялась собственной шутке.
- Ты завтракала?
- Выпила две чашки кофе, как обычно, и сбегала в туалет. А что? Ты хочешь угостить меня пирогом?
- Конечно, если ты хочешь.
- Не хочу. А что у тебя еще есть?
- Скоро Никель проснется. Она обычно всегда встает в такое время. Думаю, сделаю ей яишенку.
- Давай в хлебушке?
- Ну давай. Ты сколько одолеешь?
- Два. Только не пережарь, а то мне жевать нечем, - Луиза почесала пса за ушком. - Знаешь, что я тут подумала, пока к тебе ехала?
- А ну, удиви меня.
- Помнишь тот раз, когда мы с тобой поругались из-за приехавшего в город певца из Балтимора?
- Господи, да. Как давно это было!
- Ты хотела пойти с Орри и со мной, а мы не хотели тебя брать.
- Ну, разве это не я прокралась в церковь Сент Лу и стырила облатки для причастия?
- Конечно, ты! И скормила облатки птицам. Я была в ужасе, - Луиза рассмеялась. - Я думала, Господь разразит тебя ударом молнии прямо на том же самом месте. А когда он этого не сделал, я была очень разочарована.
- Птички тоже нуждаются в спасении, - Джатс задорно усмехнулась и стала подогревать кофе.
- Оглядываясь назад, можно сказать, что это были славные времена.
- Помнишь, как мама говорила? "Встречай неприятности с улыбкой. Неприятности пройдут, а улыбка останется”, - Джатс отворила буфет и вытащила две чашки, на которых были нарисованы вишенки.
- Кажется, теперь того веселья нам не видать.
Генри Киссинджер спрыгнул с колен Луизы.
- За себя говори, - ответила Джатс.
- У тебя есть Никель, а это все меняет. Даже когда она ведет себя отвратительно, с ней весело. Сызмальства у нее этот талант, - в голосе Луизы зазвучали знакомые жалобные нотки. - Теперь, когда Перли умер, и Господь призвал Мери к себе на небеса в пятьдесят пятом... - она глубоко вздохнула, - а потом и Мейзи в семьдесят восьмом... Никогда не думала я, что переживу собственных детей.
- Не заводи старую шарманку, Луиза. Иначе доведешь себя до слез. Вот, положи сливок себе в кофе. Сливки самые настоящие, попробуй.
Луиза сделала вид, что превозмогает страдания, добавила сливки в кофе, потом надолго замерла, напряженно сжимая чашку обеими руками, чтобы почувствовать себя настоящей мученицей, и отпила глоточек.
- Сливки? Ты что-то празднуешь?
- Еще бы, - Джатс закружилась по кухне, вытаскивая хлеб, масло, сковороду, кастрюльку и крупные яйца в рыжей скорлупе.
- Что?
23
24