- Жизнь!
Последовал еще один вздох.
- Ох, а я думала, что-то особенное.
- Тебе бы плакальщицей работать, Лисси. У меня нет времени нюни разводить.
- Ты потеряла всего-навсего мужа. Это не то же самое, что потерять ребенка. Хотя о чем это я? Тебе не понять, Никель ведь тебе не родная.
- Пасть закрой, кишки простудишь, - безучастно проговорила Джулия.
Пара ног прошлепала в ванную. Дверь закрылась. Сестры услышали, как побежала вода. Джатс оживилась и поставила греться воду, чтобы заварить для Никель чай. Ее девочка на дух не переносила кофе.
И, раз уж ребеночек проснулся, Джатс включила радио и стала двигаться в такт музыке.
Луиза проверила, плотно ли прикрыта дверь ванной. Шум воды убедил ее в том, что Никель ничего не услышит.
- Джатс, а ты видела хоть что-то из того, что она сделала в этот приезд?
- Это ты о чем?
- Ну о том, что она написала, понимаешь?
- Я в ее вещах не ковыряюсь. Почем мне знать, может, она и не пишет вовсе, а чертиков малюет?
- Так иди, посмотри!
- Нет.
- Я пойду с тобой.
- Это неправильно... - но Джатс одолело любопытство.
- Да она в душе! Давай живее! Мы только глянем быстренько.
- Ну... - Джатс вытерла руки кухонным полотенцем и подошла к двери ванной. - Ты голову мыть будешь, солнышко?
- Да!
- Хорошо. Я просто спросила, чтобы чай тебе не заваривать раньше времени.
- Спасибо, мам!
Джулия махнула сестре, и они на цыпочках прокрались в старую спальню Никель, где все оставалось по-прежнему с тех самых пор, как ей исполнилось семнадцать, и она уехала из дома.
Старушки подскочили к небольшому деревянному столу, и Джулия начала рыться в бумагах.
- Нашла что-нибудь про меня? - волновалась Луиза.
- Нет. Все, что я вижу - это всякая чепуха о Раннимиде.
- Дай сюда! - Луиза выхватила бумаги у нее из рук.
Джулия Эллен потянула их назад.
- Она моя дочка! Я должна смотреть первой!
Дверь ванной приоткрылась, и обе старушки замерли на месте.
- Мама, я расческу свою забыла. Мам, ты где?
- Я-а... я здесь, солнышко! Я иду! - Джулия подскочила к бюро, схватила расческу и припустила по коридору. - Вот, держи!
- Спасибо! - дверь закрылась.
Джатс вернулась и обнаружила Луизу, с трудом пытающуюся разобрать неразборчивый почерк Никель.
- Ну вот скажи мне, как писатель может выводить такие корявые буквы, я тебя спрашиваю? - тут она углядела свое имя. - "Луиза Трамбулл, урожденная Хансмайер, родилась 27 марта 1901 года" - вот же мое имя! Вот мое имя!
- Мое тоже там есть? - Джулия наклонилась и стала смотреть через плечо сестры.
- Да, рядышком с моим. Видишь? "Джулия Эллен Смит, урожденная Хансмайер, родилась 06 марта 1905 года". Здесь должно быть еще что-то!
- Как по мне - это похоже на историю.
- Может, она исследования проводит. Писатели так делают, ты же в курсе. Она собирается писать про нас. Тихушница.
Слово "тихушница" Луиза произнесла без особой злости. Как она это ни скрывала, но на самом деле она умирала от желания, чтобы про нее написали.
- Луиза, идем назад, в кухню. Она может выйти в любую минуту.
Луиза нехотя вернула бумаги на стол, точно так же, как они и лежали. Она даже пристроила поверх листов чернильную ручку "Монблан", которую Никель когда-то получила в качестве приза.
Две заговорщицы проскакали по коридору и заняли свои прежние места на кухне.
- Я знаю, что она собирается написать обо мне.
- Не одна ты тут такая, - Джатс положила в сковороду масло.
- Джулия?
- Чего?
- Как думаешь, ты сможешь ее уговорить, чтоб она в книжке сбавила мне пятнадцать фунтов веса? Мне бы и самой сбросить немного...
Джатс начала смеяться. Луиза обиделась, а Генри Киссинджер принялся лаять.
- Что за шум? - я открыла дверь. - Привет, тетя Луиза. Доброе утро, мама.
- Привет, спящая красавица, - отозвалась Луиза.
- Ну, не знаю как насчет красавицы...
- Никель, ты красивая девочка, - мама купала в кипятке пакетик "липтона", чтобы он поскорее заварился.
- Мама, мне тридцать пять.
- Девочка, женщина - это один черт, - она встряхнула сковородку с хлебом и потянулась за яйцом.
- Тетя Луиза, ты кое-кого упомянула прошлым вечером... Эймса. Кто это такой был? Или есть?
- Не твоего ума дело, - Луиза сосредоточенно отпила кофе. - Джатс, убавь огонь под кофе, да?
Джулия повернула ручку плиты и пробурчала:
- Мне за это денег не платят, знаешь ли.
- Ну тетя Луиза, ну пожалуйста. Я тебе в следующий раз привезу из Италии частицу честного креста Господня.
- Богохульница! - произнесла Луиза, впрочем, не особо убежденным тоном.
- Если ты мне не расскажешь, я пойду прямиком к Орри Тадье. Уж она-то расскажет мне все.
- Вот это святая правда, - мама ловко управлялась с лопаткой.
- Да, здесь ты права, девочка, - согласилась Луиза.
- Она все еще красит волосы в этот вырвиглазный рыжий цвет?
- Ха! - маме это понравилось.
- Она предпочитает каштаново-рыжие оттенки, - Лисси сделала вид, что защищает свою старинную подругу.
- А сколько ей лет?
- Семьдесят девять, как и мне, - ответила Луиза.
- Стукнуло семьдесят девять, а такое ощущение, что все двенадцать, - съязвила Джулия.
- Ты обо мне или об Орри?
- Сама выбирай.
- Кто бы говорил! - предвкушение схватки добавило Луизе жизни. Да она и так уже загордилась, почитая себя литературным прообразом.
- Да ладно, тетя Лисси, расскажи мне об Эймсе. А то так нечестно - сначала упомянешь, а потом не рассказываешь.
- У матери своей спроси.
- Мама?
- Это ты эту кашу заварила, сестричка. Ты и расхлебывай, в смысле, рассказывай.
Луиза глянула на Джулию.
- Как там моя яишенка в хлебе?
- Мама, ты готовишь яичницу в тосте?
- Угу, - Джатс перевернула порцию.
- Здорово! Так, тетя Луиза, давай не менять тему разговора.
Словно разряд электрического тока прокатился по пальцам, опутанным сеткой голубоватых вен. Луиза приосанилась, убедилась, что находится в центре внимания, и низким голосом начала:
- Эймс Рэнкин был хорошим другом нашей матери. Но они так и не поженились. Не могли пожениться, хотя с удовольствием бы это сделали. Давай-ка я объясню понятнее: им помешали тогдашние бюрократические препоны.
- Это как?
- Наш отец, Хансфорд Хансмайер, ушел из семьи, когда Джулия была еще совсем крошечной, и с тех пор от него не было ни слуху ни духу. Так что мама никак не могла расторгнуть этот несчастный брак, - Луиза сложила руки ладонями вместе, довольная тем, как замечательно она подобрала слова. "Академия благородных девиц даром не прошла", - подумала она.
- И вы из-за этого так секретничали?
- Жить вместе, не будучи связанными узами брака - это тебе не шуточки, мисси, - на сцену вышли замшелые религиозные предрассудки. - Вы, нынешняя молодежь, ведете себя подобно кроликам. Это достойно осуждения и уж будь уверена, Господь милосердный все видит и все записывает на своих скрижалях! - Луиза пристукнула костяшками пальцев по столу.
- Все почти готово, Никель. Накрывай на стол!
Я поднялась и выставила на стол тарелки, столовые приборы и салфетки.
- Что ты на меня так смотришь? Я не имею к этим кроличьим делам ни малейшего отношения.
- Ты еще хуже, - провозгласила Луиза. - Тебе нравятся и мужчины, и женщины. У тебя не хватает здравого смысла, чтобы выбрать кого-то одного.
- А что случилось с Эймсом?
- Он умер. Все умерли, - мама искренне насладилась произнесенной фразой.
- Погоди минутку. А когда он стал жить с бабушкой?
- Дай подумать... мне было лет семь или около того.
- Я думала, это я рассказываю историю! - перебила Луиза.
Когда вся еда оказалась на столе, мы с мамой сели на свои места. Мама готовит лучшие завтраки на свете.
Луиза ткнула вилкой в желток и продолжила рассказ.