- Давай глянем, где там эти ублюдки, - Билли нацепил свою каску на дуло винтовки и медленно приподнял ее над крем окопа. Немедленно последовавший залп превратил каску в кружевной чепчик. - Дело дрянь!
- Похоже, нам ничего не светит, кроме как сидеть и ждать, пока наши придут, - вздохнул Дэвид.
- Если они придут.
- Лишний Билли, ты что, не веришь в мощь корпуса морской пехоты США? - Дэвид закурил сигарету. Пусть себе япошки постреляют по дымку.
- Я до черта верю в морскую пехоту США. И в тех косоглазых, что сидят вон там, тоже верю.
- Странно, и почему эти ребята не сдаются? С острова ведь не сбежишь, - Дэвид пристально смотрел, как к небу от его сигареты поднимается голубоватый дымок.
- А все кругом говорят, что эти сукины сыны даже слова такого не знают - "капитуляция". Они помирают и прямиком отправляются в ихние имперские небесные казармы, - фыркнул Билли.
- Смешно, - Дэвид от души затянулся.
- Чего смешно?
- Что все мы люди, а так сильно отличаемся друг от друга. Смысла нет никакого.
- Черт, я не могу больше это нюхать! Слушай, давай выкинем эти тушки на бруствер? Будет типа, защита, - скривился Билли.
- Ага, если они по дороге на части не разлезутся, - Дэвид поглядел на внушавшие отвращение трупы.
- Ты как думаешь, они уже давно здесь тухнут?
- Дня два, не больше. В здешнем климате это много времени не занимает, - Дэвид присел и просунул руку под талию одного из солдат. - Ползи сюда и сними с него ботинки.
Билли так и сделал.
- У этих чертовых ублюдков такие маленькие ноги. Ни черта полезного с них не поимеешь.
Они перевалили тело через край окопа. Личинки дождем посыпались сверху прямо на них.
- Еще один остался. Погоди, Билли, нечего тут блевать. Эта дыра и так поганая дальше некуда.
- Да не могу я ему в лицо смотреть! Все что хочешь могу, а вот лицо видеть - ну никак!
- Да я в курсе о чем ты, - Дэвид попытался натянуть рубашку на нос.
С большим трудом они приподняли второй кусок гниющего мяса наверх и отпихнули в сторону. Тело лопнуло и разлетелось на зловонные куски. Ошметки сгнившей плоти брызнули во все стороны, как мякоть испортившейся хурмы. Дэвид и Билли скорчились в окопе, придерживая каски руками.
- Добро пожаловать на южный курорт! - пошутил Дэвид.
- В края азиатских танцовщиц и вечного солнца! - подхватил Билли. Дэвид ему нравился. Они вместе через многое прошли, и Дэвид был из тех, кто рискнет, не задумываясь, чтобы выручить товарища. Поначалу Билли избегал его, потому что тот был евреем. А когда привык, потом сам удивлялся, чего это он сперва обходил Дэвида стороной. В Раннимиде жило несколько евреев. Они были трудолюбивыми, чистоплотными и на удивление добродушными, но по какой-то причине Билли с самого детства запомнил, что евреи - не такие как все, а "не такие" означало, что они плохие, так что он держался от них подальше. Теперь это все казалось таким далеким и таким глупым.
- Снова на Мери глядишь? - спросил Дэвид.
- Чего? - Билли сам не понял, что неосознанно вытащил из кармана фотографию Мери и пялится на нее.
- Эй, Ромео, негоже показывать жене здешнюю грязь.
- Ага, ага, да, - Билли сунул фотографию назад в карман.
- Я уже забыл, как выглядят женщины, - Дэвид закинул руки за голову и поднял взгляд к небесам.
- А я вот не забыл, какие они на ощупь, - рассмеялся Билл.
- Я слыхал, что русские женщины сражаются наравне с мужчинами. А у поляков есть целые женские подразделения. Нацисты боятся вступать с ними в бой, - сказал Дэвид.
- Какого хрена им бояться?
- Они сражаются куда яростнее нас. Без дураков.
- Тогда моя теща просто должна быть в таком отряде. Пресвятой Иисус на водных лыжах, ну она и стерва! Дайте ей пистолет, и она в одиночку уложит целый батальон.
- Ничем ей не угодишь, да?
- Ага. Что б я ни делал, этой склочной бабе все не так.
- Не принимай близко к сердцу. Большинство матерей не особо счастливы терять дочек. Если б я увидел, как ты вышагиваешь к алтарю в церкви, я бы тут же, просто бегом посадил свою дочку на поезд до Сан-Франциско.
- Вот знаешь ты, как обидеть человека! - проворчал Билли.
- Спасибо, Билл. Я и не думал, что тебя это колышет, - Дэвид пихнул ногу Билли носком своего ботинка.
- Я думаю - каким же я был придурком, когда женился. Молокососом. Я был таким идиотом - думал, что каждая стена - это дверь.
- А чего ты говоришь "был"? - рассмеялся Дэвид. - Ты самый распаскудный сукин сын из всех, кого я знаю. Настоящий мешуга.
- Это еще что?
- Мешугана. Чокнутый, парень, ты - чокнутый. Тебя дважды за год разжаловали в рядовые! Начисти морду еще одному сержанту - и тебя точно вышибут из армии пинком под зад!
- Ну, не сказать, что мы тут живем, как у Христа за пазухой, так что я не против получить уведомление об увольнении.
- Никаких уведомлений. Я здесь, чтобы приглядывать за тобой. Учудишь еще что-то в этом роде - и получишь такую запись в личном деле, с которой тебя после войны только в безработные и возьмут, - проговорил Дэвид.
- Да я вообще не уверен, что вернусь домой, - Лишний Билли забыл, что его голос должен звучать небрежно.
- У всех бывают свои взлеты и падения. А мы пали совсем низко - оторвались от континентального шельфа и приближаемся к самой нижней точке земли, - Дэвид принялся рыться в карманах.
- Чего потерял?
- Шоколадный батончик, - ответил Дэвид.
- У тебя желудок луженый. Как ты можешь есть, когда у нас наверху такое заграждение? - Билли мотнул головой вверх.
- Парочка дохлых япошек не собьют меня с диеты для настоящих мужиков.
- Леви, ты - это что-то с чем-то, ты в курсе? - Билл полез в задний карман и вытащил оттуда сильно подтаявший шоколадный батончик. - Если ты его съешь, то клянусь, после войны я приведу тебя к Фанни Джамп Крейгтон в "Сан Суси" и угощу самым лучшим обедом во всем штате Мэриленд! - Билл протянул ему раскисшую сладость.
- Договорились! - Дэвид развернул и облизал фантик.
Тремя часами позже Дэвид и Лишний Билли все еще теснились в своем ненадежном укрытии.
А совсем близко от них, на расстоянии, меньшем чем половина футбольного поля, лейтенанту Канеко жизнь тоже не казалась медом. За два дня он потерял треть своих солдат. Культурный, симпатичный молодой человек, Канеко прекрасно понимал, что никому из них не суждено снова увидеть родные земли.
Он женился перед самой войной, сделав прекрасную партию, и теперь представлял себе, каково бы было дожить до 1960 года. Канеко был прекрасным наездником.
Он мечтал о том, как скачет верхом в полной парадной форме и берет препятствия. Мечтал о жене и вспоминал ее кожу цвета спелой пшеницы. Мечтал о детях, отцом которых ему уже никогда не стать. Он умрет здесь, на Окинаве, с верой в лучшую Японию. За это стоило умереть, но мечты о жизни не оставляли его. Он написал длинное письмо жене и молился о том, чтобы у того американца, который найдет его тело, оказалось достаточно благородства, чтобы отправить это письмо.
А еще ему покоя не давали мысли о двух солдатах, угодивших в ловушку чуть ниже от его позиции. Он то и дело слышал, как из окопа доносится их смех.
"Невероятные люди", - думал он. Его приучили думать, что американцы - это чудовища, но долгие недели сражений привели его к мысли, что те такие же люди, как и он сам. Они поступали по-другому, возможно, они не были такими культурными и образованными, но несомненно заслуживали уважения. Они сражались, как черти, но у них не было ни императора, ни зала героев, и этого он понять никак не мог. За что они сражались? Судя по тому, что ему удалось узнать, всю политическую лояльность среднестатистического американского рядового смело было можно уместить в наперстке, но это не мешало им успешно воевать. Лейтенант Канеко сожалел, что так ни разу и не побывал в Америке.
Рядовой Суга хотел расстрелять еще одну обойму по телам своих мертвых товарищей, но Канеко остановил его.