Билл добрался до атакующей цепи с криками: "Санитара! Санитара!"
- Ты ранен?! - рявкнул было лейтенант и тут же заметил, что у Билла весь бок в крови.
- Не знаю! Плевать! Мне нужен санитар, у меня там дружок раненый!
Лейтенант глянул туда, куда показывал Билли, и увидел как взорвалась граната и застрекотал японский пулемет. Теперь стало ясно, где расположен враг.
Билли в отчаянии бросился на поиски санитаров и даже нашел их, но теперь нужно было ждать, пока атакующие продвинутся вперед настолько, чтобы медики смогли добраться до их с Дэвидом окопа. Минуты ожидания вынимали из Билли душу. Каждая секунда, подобно кислоте, капля за каплей выжигала ему мозг. Санитары успокаивали его, как могли. Он даже было собрался рвануть назад, к окопу, но суета на позиции отвлекла его.
У их подразделения на вооружении стояла базука. Едва вражеские укрепления оказались в пределах досягаемости, базуку доставили на место и зарядили. Первый выстрел ушел в молоко, второй четко накрыл цель. Лейтенанта Канеко разнесло в клочья.
А когда они добрались до окопа, Билл увидел, что Дэвид мертв. Он опустился на колени над его телом и заметил, что кожа содрана с его черепа, а под ней проглядывает что-то розовое, полупрозрачное, живое и мерцающее, словно пламя свечи. Лишний Билли Биттерс склонился над своим другом и завыл, как раненый зверь. Понадобилось четверо солдат, чтобы оторвать его от тела Дэвида Леви.
Билли Биттерс уезжал из Раннимида задиристым хвастуном, а вернулся, может, и не лучшим из мужчин, но тем не менее, человеком. После войны Билл утратил вкус к охоте, ранее своему любимейшему занятию. Он не мог заставить себя убивать животных. Их темные глаза напоминали ему о Дэвиде Леви.
30 апреля 1947 года
Новости из Германии просачивались в Соединенные Штаты урывками. Союзники никак не могли поделить зоны влияния и препирались, как разбойники при дележе добычи. Иногда из-под руин Берлина возникали исчезнувшие прежде люди или по крайней мере, появлялись сведения о их судьбе.
Одной из таких исчезнувших была Фейри Тетчер. И "Глас", и "Вестник" вышли со статьями о ней, благоразумно не упомянув о самых отвратительных подробностях.
Как и подозревала Селеста, Фейри с Гюнтером угодили в концентрационный лагерь, основную массу заключенных в котором составляли политические. Условия содержания ухудшались, люди начали умирать, а на место выбывших все приходили и приходили новые, чья единственная вина заключалась в том, что они были евреями. Гюнтер умер быстро. Возможно, его кончину ускорили бесплодные свары между коммунистами или союз Сталина и Гитлера. А вот Фейри вцепилась в эту чужую для нее землю изо всех сил.
Она выполняла самые противные и тяжелые работы, и ее неиссякаемое терпение и простоватое чувство юмора завоевали расположение и уважение других заключенных. Когда в лагере задумали побег, Фейри предложили в нем участвовать наряду с другими, но пожилая леди отказалась от столь лестной возможности. Вместо этого Фейри Тетчер устроила в бараке жуткий тарарам, чтобы отвлечь внимание охранников и дать остальным сбежать. Поскольку даже охрана уважала ее, Фейри надеялась, что пройдет несколько часов, пока выяснится, что ее внезапный приступ помешательства был симуляцией.
Конечно же, все выяснилось, и Фейри вывели перед всем лагерем, чтобы показательно расстрелять. Начальник лагеря терпеть не мог такую работу. В свое время он точно так же терпеть не мог работу в магазине, где ему приходилось зарабатывать на жизнь.
Война только началась и начальник полагал, что публичная казнь сломит дух заключенных и устрашит их.
У Фейри руки были связаны за спиной, а глаза она попросила ей не завязывать. Когда винтовки поднялись в воздух, словно приветствуя ее, Фейри вскрикнула. Если она когда-либо и представляла себе подобную сцену, то воображала, что в последний миг своей жизни героически прокричит "Да здравствует революция!" Но сорвавшийся с ее уст возглас оказался неожиданностью для нее самой - за секунду до того, как ее тело изуродовали пули, Фейри Тетчер звучным, чистым голосом воскликнула: "Америка! Амер..."
Когда лагерь, наконец, освободили, всего несколько выживших заключенных-старожилов могли припомнить утонченную американку. Казалось, более неподходящего примера стойкости духа и несломленности и придумать было трудно, но может быть, именно поэтому эти несчастные немцы, претерпевшие страдания от рук собственного народа, помнили ее.
Люди проявляют храбрость по-разному и в разных ситуациях. Большую часть своей жизни Фейри прожила бестолково и все чего-то искала. Но когда она обрела то, во что уверовала, без разницы, истинным оно было или ложным, вместе с верой пришло и достоинство. А еще у нее было свое понятие о чести, воспитанное южными традициями. Фейри Тетчер встретила смерть достойно и с честью.
Фанни Джамп, последняя из великолепной троицы, почувствовала как воздух леденеет у нее в груди, когда прочла статью о смерти Фейри. Как она ругала себя за все те разы, когда издевалась над Фейри! Проклинала то, что в свое время не интересовалась ее политическими взглядами, пусть даже они казались ей такими дикими.
Удары последних трех лет сокрушили ее. Она потеряла Селесту, дорогую Селесту, которая могла войти в комнату и одним вскользь брошенным взглядом покорить всех; Селесту, обладавшую дальновидностью и распоряжавшуюся веками, а не годами. И Фейри. Какое ужасное одиночество охватывает тебя, когда ты теряешь самых любимых людей! Какое это жестокое проклятье - пережить своих друзей! Фанни хотелось умереть, чтобы снова встретиться с ними, если существует загробная жизнь, или, может быть, перевоплотиться, как они с Селестой привыкли шутить о реинкарнации. Но уйти по своей воле, пусть даже жизнь и стала страданием - нет, этого ей не позволяла честь.
Фанни не могла предать величие поступка Фейри и любовь к жизни Селесты своим добровольным уходом из жизни. А каково пришлось тем, кто жил в средние века? Больным, порабощенным, невежественным? Они страдали, но жили. И даже завещали что-то грядущим поколениям. В свои семьдесят Фанни начала осознавать ответственность живых перед мертвыми. Это была ее обязанность - жить. Даже если ее сердце разбито вдребезги, даже если вокруг сплошная чернота, даже если уроки войны оказались бесчеловечными - Фанни должна жить. До последнего вздоха - должна.
Фанни понимала, что зарождающаяся в ней вера не имеет рациональных объяснений и не подкреплена сложными выкладками. Когда миры рушатся, первыми гибнут заумные разглагольствования и остается лишь сырое мясо собственной плоти.
Фанни приняла решение прожить остаток своей жизни в полную силу и сделать все, что только может, чтобы улучшить жизнь окружающих. Она почтит память друзей своими делами. В конце концов, жизнь - это основополагающий принцип вселенной.
Во всем Раннимиде, как в Южном, так и в Северном, добрые горожане столкнулись с пугающей пустотой послевоенного мира. Одни заполнили ее музыкой, другие - выпивкой. Некоторые спрятались от жизни, но многие, и таких было большинство, осторожно продвигались ей навстречу, нащупывая свой путь. И в это странное время на свет появилось поколение, которому суждено было потрясти сами устои Америки. Пока что они катались на трехколесных велосипедах, коллекционировали бейсбольные карточки и выглядели как обычные дети. Но их родимым пятном стала Хиросима, а подарком на крещение - Аушвиц. Так что Фанни не была одинока в этом мире, ей просто нужно было подождать, пока не войдут в разум нынешние карапузы.
24 мая 1980 года
Джатс порхала по дому и напевала "Ищу четырехлистный клевер". Она тщательно подготовила ловушку. Раз Орри вчера приходила на разведку, значит, сегодня заявится и Луиза. И дело не могло кончиться посиделками и беседами, нет, Джатс хотела решить вопрос раз и навсегда. Вчера вечером она сказала Луизе, что они с Никель проедутся в Хановер, в тамошнюю гончарную мастерскую, и что большую часть дня их не будет дома. Так что Луиза непременно прискачет с обыском.