- Да, мэм, - закивала Никель. - А вот дерется он классно.
Кора отпила горячего чая.
- Ох, как хорошо. У Селесты Чальфонте всегда был самый лучший чай.
- Вот бы мне повидать Селесту. Все про нее говорят.
- Вы с ней родились в один день, ты знаешь?
- Знаю. А какая она была?
- Ну, первым делом у тебя дух захватывало, когда ты на нее глядела. Селеста и Рамелль были самыми красивыми женщинами из всех, кого я встречала.
- Расскажи мне еще о Селесте, - настойчиво попросила Никель.
- Она была язва, невероятно умная и еще - сильная. Да, это была сильная женщина. Когда наступали тяжелые времена и нужно было что-то сделать, эта ноша ложилась на ее плечи. А еще у нее бровь поднималась, как занавес в кинотеатре "Капитолий", - Кора задвигала бровями, пытаясь показать, как Селеста вскидывала бровь.
- Я надеюсь, что когда вырасту, буду такой, как Селеста.
- Я тоже надеюсь, но люди - они как снежинки, двух одинаковых не сыскать. Так что ты будь собой. Это понравилось бы Селесте и нравится мне.
Никель встала, чтобы глянуть на солнце.
- Еще нету.
- Когда всемогущий Господь создавал время, он создал его достаточно. Солнце еще ни разу не опоздало, так что не подгоняй его, - Кора налила себе еще чаю.
- А тетя Лисси давала тебе стеклянные шарики?
- Ага. Она сделала для меня браслет. Очень красивый.
- А правда, тетя Лисси и мама совсем разные? Они будто даже не совсем сестры.
- Эти двое - как детишки на качельке. Вечно препираются, но не слезают. Каждая по очереди отталкивается и дает другой взлететь, но вот что я скажу - если одна из них вдруг когда-нибудь спрыгнет, другая тут же врежется в землю. Люди проявляют любовь по-своему.
- А-а, - Николь явно не совсем поняла бабушкины слова.
- Теперь что касается тебя. Иди по жизни смело, добивайся всего, чего только сможешь, но никогда не забывай, откуда ты родом. Слышишь, что говорит тебе твоя старенькая бабуля?
- Я слышу, - Никель снова впрыгнула на одеяло.
- Все мы - лишь глупые твари с Ноева ковчега, - пробормотала Кора про себя.
- Небо розовеет!
- Теперь уже недолго.
Никель надолго притихла, а потом сосредоточенно спросила:
- А куда деваются люди, когда умирают? Где теперь тетя Мери?
- Я не знаю. Умирать приходится только раз в жизни, и мне пока делать этого не приходилось.
- Бабуль, не смей умирать никогда! - с жаром сказала Никель.
- Когда раздастся призыв трубы, мне придется ответить на зов. И тебе тоже.
- Нет, бабулечка, не бросай меня. Пообещай, что ты меня не бросишь! - Никель кинулась обнимать ее.
Кора обхватила тоненькую девочку своими сильными руками.
- Я не оставлю тебя, ни за что не оставлю, если ты сохранишь меня в своем сердце. Понимаешь, тогда я буду жить столько же, сколько и ты.
- Я сохраню. На веки вечные.
- Смотри, вот оно! - Кора хлопнула в ладоши.
- Охх, - Никель завороженно уставилась на медно-красный изогнутый краешек солнечного диска, только-только выглянувший из-за горизонта.
- Здравствуй, солнышко. Это снова я! - воскликнула Кора и помахала ему рукой.
24 декабря 1958 года
Вот уже несколько недель Рамелль лежала в больнице и умирала от рака легких. Ей хотелось, чтобы все поскорее закончилось, но пронзившее ее легкие острие пригвоздило ее к постели, а резкая боль не отпускала ни на минуту. Так она и лежала, наблюдая, как медсестры на цыпочках порхают вокруг. Каждый день над ней склонялись лица Джатс, Луизы, Фанни и Спотти, но Рамелль едва могла говорить. Иногда ей чудился Кертис, но потом она вспоминала, что четыре месяца назад он умер от сердечного приступа. И все же он казался таким настоящим... Она видела Никель - у девочки глаза делались огромными от страха и любопытства при виде смерти.
И свет, исходивший от родных и любимых лиц, сопровождал Рамелль по дороге в неизведанное.
Сегодня боль стала совсем невыносимой. Шум над головой перепугал Рамелль. Блестящие крылья гигантской птицы сомкнулись над ней, и серебристый орлиный коготь проник сквозь потолок и коснулся ее.
Рамелль приподняла ладонь, приветствуя незваного гостя. Монстр рассек ее тело и исчез. И вместе с ним ушло острие, не дававшее ей дышать, вместе с ним ушла боль.
Комната стала меркнуть. Рамелль почувствовала, что ее куда-то несет. Она увидела себя молодой, и золотистые волосы снова короной венчали ее голову, как в тысяча девятьсот седьмом. И вот она посреди шести прекрасных холмов, шести мягких выпуклостей земли, и поднимается на седьмой. Каждый холм покрыт ковром цветущих тюльпанов, и у каждого холма свой цвет - красный, желтый, пурпурный; тюльпаны поют, и их прозрачные вены пульсируют в такт течению их радужной крови.
А ее холм, седьмой, ослепляет смешением всех мыслимых цветов. О каких тайнах поют они, раскачиваясь в унисон? Весенний ветер наполняет ее, и она чувствует себя невесомой, а когда поднимается к вершине холма, из цветов поднимается сонмище бабочек и кружится, и трепещет вокруг. Музыка пульсирует громче, и крылья бабочек поднимают ее в воздух.
Рамелль тяжело дышит после подъема.
- Рамелль! Мой прекрасный, бесценный друг! - окликает ее чей-то голос.
На вершине холма, раскинув руки, стоит Селеста, и ее роскошные черные волосы блестят на солнце, и вся сила мира скрыта в улыбке, танцующей на ее губах.
Рамелль показалось, что ее грудь распахнулась. Радость была так велика, что сердце вырвалось из ее тела, а сама она бросилась в объятия Селесты. Нежные руки обвили ее талию, и она уткнулась лицом в изящную шею Селесты.
- Дорогая, дорогая моя, я люблю тебя на веки вечные! - всхлипнула Рамелль.
- Вечность вокруг нас, и она наша, - прошептала Селеста глубоким голосом и поцеловала ее среди цветущих тюльпанов и облака бабочек.
24 ноября 1961 года
- Ну где она? Показалась? Ты ее видишь? - Джулия беспокойно ерзала на месте, ноги ее были укутаны одеялом.
- Нет, дорогая, я вообще еще ничего не вижу, - Чесси обнял ее за плечи. После всех прожитых вместе лет она для него по-прежнему была самой красивой женщиной на планете.
- Ну, хорошо бы им поторопиться! У меня от этого оркестра, что играл в перерыве, голова разболелась, - раздраженно пожаловалась Луиза.
"Раннимид Грейз" выбежали на стадион и сгрудились в центре поля. Каждый год в городе проходил матч в честь выпускного бала - "Раннимид Хай Грейз" из южной части города играли против "Раннимид Хай Блюз" из северной - серые против синих, как всегда.[110]
В этом году Никель заканчивала школу, и одноклассники выбрали ее королевой выпуска - это была большая честь. И Джатс, и Луиза так гордились, словно королевами выбрали их самих. Луиза всем вокруг уши прожужжала, хоть все и так были в курсе: "Это моя племянница, Николь Луиза Смит. Она - королева выпускного бала, вы слыхали?"
Обычно эта фраза сопровождалась твердым заявлением Джулии:
- Ну, она вся в меня, я же ее мать.
- Но это же я тряслась всю дорогу до Питтсбурга, чтобы вырвать бедное дитя из приюта!
- А я ее вырастила, - с жаром отвечала Джулия.
Чесси и Перли попытались сосредоточиться на состязании оркестров, разворачивавшемся на футбольном поле. Все равно их женщин было не угомонить.
А тем временем на поле, за стойками ворот, закрытые от видимости оркестром, готовились к выезду Никель и ее свита. Предполагалось, что Никель будет сидеть на заднем сиденье кабриолета, держать охапку роз с длинными стеблями и приветственно помахивать собравшимся рукой в перчатке. Она чувствовала себя идиоткой и посмешищем, и с большим удовольствием явилась бы сюда в армейских ботинках, но кто тогда поверил бы, что она королева?
Свита должна была ехать позади в другом кабриолете, но девчонки устроили скандал и потребовали разрешить им ехать всем вместе. Никель так и сказала Сильвии Йелтон, возглавлявшей команду чирлидеров и отвечавшей за организацию всего этого напыщенного мероприятия, мол, если уж выставлять свои сиськи на всеобщее обозрение, то ей понадобятся поддержка и прикрытие друзей. Мисс Йелтон ни в малейшей степени не была ханжой, поэтому оценила шутку и разрешила Никель поступать по своему усмотрению. И вот теперь две вице-королевы, Элейн Сполдинг и Сидни Рейчел Голдштейн, расправляли свои пышные юбки на заднем сиденье. Вся школа затаила дыхание. Раз эти трое собрались в одной машине, значит, они явно что-то затеяли.
110