Двигаясь до изнеможения, до момента, когда взятый в лёгкие воздух не кончится, Арес чувствовал чуть ли не каждое её сердечное сокращение. Артемида тяжело дышала, но стонов своих уже не скрывала, а только отчаянно двигала бедрами в попытке разделить их с Богом, бравшим её так, как сам пожелает нужным, один ритм на двоих. Напряжение внизу живота уже стало болезненным, и все мысли в их головах сузились до одной единственной:
«Прийти к разрядке. Обоим»
— Арес… — проскулила она его имя на выдохе. Впервые оно прозвучало так покладисто, отчего стало для Бога зелёным сигналом. Рука, до этого сжимающая чуть ли не до звёзд белых перед глазами, скользнула к головке набухшего клитора, а губы воина прижались к уже потемневшему следу его зубов.
Круговые поглаживающие движения только приблизили желанный оргазм. Артемида запрокинула голову, давая Богу больше пространства для засосов, что больше напоминали частные метки, и сама не заметила, как крепко обхватила разгоряченными мышцами член внутри неё.
Запоминая каждую выступившую на нём вену, каждое сокращение, приносящее обоим поистине божественное удовольствие.
Когда она, крепче сжимая запястья его, кончала, повторяя, как молитву, имя парня, Богу войны хотелось рассмеяться радостно. Ведь он взял над ней контроль. Он победил!..
А победителей не судят.
Собственный оргазм накрыл сносящей голову волной.
***
Артемида пришла в себя удивительно быстро. Аресу показалось, что прошло лишь десять-двадцать секунд с момента, когда он, едва сдерживая желание впиться в её шею зубами, кончил на внутреннюю сторону бедер девушки. Дыхание сбилось, как после тяжелейшей битвы, хотя секс с Богиней охоты чем-то и напоминал безумное противостояние.
Но Аресу было плевать. Ведь на этот раз «его взяла».
Артемида отошла к другому концу раковины за бумажными полотенцами. Оторвала две-три штуки и бросила их Аресу. Тот поймал их почти инстинктивно, но посмотрел на бумагу в ладонях так, словно не понимал намёка девушки.
А она сама, не стесняясь, закинула ногу на раковину. Согнула ту в колене и, чуть наклонившись, стёрла ещё не засохшую сперму с бёдер.
Артемида выглядела крайне естественно в тот момент. На мгновение Арес залюбовался ею. Она не смущалась его взора, хотя точно чувствовала взгляд красных глаз Бога войны на внутренней стороне правого бедра.
В тишине они привели себя в порядок. Арес застёгивал последние пуговицы рубашки, которая уже никак не могла назваться «аккуратной». Артемида выбросила полотенце в мусорное ведро и надела трусики, до этого болтающиеся на левой щиколотке.
— Предлагаю выпить, — сказал Арес. Чёрные волосы растрепались, и попытки уложить их только сильнее спутывали пряди. Артемида смотрела на него всю через ту же зеркальную гладь, но вместо спокойного лица Бога войны видела только их: возбуждённые взгляды и тела, разгоряченные до состояния калёного железа.
— С чего бы вдруг?
Арес не нашел, что ответить. Вероятная причина продолжения пьянки застряла у него комом в горле, который он не смог ни проглотить, ни выплюнуть. Он только развернулся, прижался поясницей к раковине и почувствовал, как кровь его от мыслей, ещё не принятых, но явно понятых, закипела. Будто оказалась смешана с кипятком.
Артемида прищурилась и, вздернув подбородок, произнесла:
— Не смей считать, что я вдруг стала твоей. Это был просто секс, — и, чуть запнувшись, всё-таки прикрыла глаза и признала: — Хороший секс.
Арес вдохнул глубоко. На мгновение ему послышался скрежет металлический, как будто его божественная ипостась, не согласная слышать такие слова, доставала из ножен меч.
— Хочешь сказать, что тебе не понравилось?
— Хочу сказать, что произошедшее ничего не значит, — поправила его Артемида. Она ещё выше запрокинула голову, будто старалась стать выше Ареса во всех смыслах, и сказала: — Бог должен это понимать.
Она острила. По крайней мере, пыталась. Слова Артемиды были стрелами, которыми точно умела обращаться, но наконечники их были отравлены. И, вероятно, в нём говорит огненный темперамент, больше по своей непредсказуемости напоминающий пороховую бочку, способную поднять на воздух всех и вся, но Аресу это нравилось.
В этом была особенность Артемиды, проснувшаяся в ней только сейчас, когда заклятье окончательно спало, и позволило Богине отбросить личность запуганной обществом Андреа Кэмпбелл. Теперь перед воином стояла сильная женщина, о чей язык можно было порезаться.
И, дьявол, это тянуло его. Привлекало куда больше наивных попыток взрастить в душе Афродиты чувство ответной симпатии при помощи неумело сплетённых венков.
Арес посмотрел на Артемиду и не нашёл слов, что мог ей сказать. А охотница приняла это за свою победу и, напоследок кивнув Богу сдержанно, подошла к двери туалета.
Поворот дверного механизма напомнил ему выстрел. Контрольный. В голову.
Богиня не обернулась. Тихо выскользнула за дверь и, вероятно, теперь направилась обратно к бару или танцполу, чтобы найти кого-нибудь из своих друзей. Арес остался в тишине уборной комнаты, один на один со своими мыслями.
Какая-то его часть встала на дыбы, возмущённая решением Артемиды. Задетая гордость воина говорила в нём басом, подначивала догнать девушку и доходчиво ей объяснить, что он — не Ньюман, не любой другой её ухажёр, с которым она могла так поступить. Он — Бог войны, и сможет дать ей хороший бой, если Артемида рискнёт повторить свои слова ещё раз.
Но Арес приказал ей заткнуться. Потому что знал, как и любой воевода: можно проиграть бой, но выиграть войну.
И хорошо. Пускай сегодня победу одержала Артемида. Но он не успокоится, пока Богиня не признает связь, что между ними была протянута красной нитью, будет добиваться её расположение и признания до последнего вздоха его бесконечной жизни.
Пока не получит желаемого, не отпустит ни за что. И дочь Зевса явно это знает.
Ведь они с Артемидой одного поля ягоды.