Вот и наши родители считали, что мы с братом люди умные, а значит, доверяем им наши судьбы. Вот только они были как слепые старцы, не видя действительности. Эра консервативности давно канула в лету, уступив эпохе свободы слова, выбора и действий. Эпохе индивидуальности, а не коллективизма. Но упрямое общество не собиралось спешить менять устои, а наши родителями были этим обществом, самой послушной его частью.
В мыслях, я обычно проводил аналогию с процессом индустриализации — наши родители остались в нём ремесленниками.
Из чувства благодарности, именно из-за него, в своё время я сделал так, как сказала мать, и освоил профессию, по которой работаю. Купил квартиру в том районе, который посоветовала она. Сблизился с той девушкой, с которой живу, ведь она хорошая партия.
Незадолго до того, как отец умер, он начал обращать на меня внимание и замечать мои успехи. Его признание было для меня самым дорогим подарком, ведь до этого я был лишь тенью своего брата.
Или просто пустым местом.
Пустое место, к которому обращались исключительно: «А, это ты…», «Итачи справился бы лучше…», «Замолчи, сейчас говорит твой старший брат!».
А потом пустое место превратилось в личность. Я был в смятении, первое время не понимая, на кого злюсь больше — на брата или отца.
Не особо разбираясь в своих эмоциях, радость осознания, что я, наконец, вышел на первый план, затмила годами накопленную озлобленность.
А потом к нам домой пришли сослуживцы отца, сказав то, от чего мать вскрикнула и упала в обморок.
Для меня это было самым тяжелым временем в моей жизни. Мне тогда было только четырнадцать. Переходный возраст, трагедия, переизбыток чувств и я словно вулкан, начал извергать свое горе, проявляя не самые лучшие качества своей личности, заложенные, очевидно, природой.
Месть переполняла меня, но кто же скажет всю правду о той трагедии на задании четырнадцатилетнему сопляку? Сотрудники полиции? Мать? Едва ли.
Я начал замыкаться в себе, чувствуя отчаяние, что не могу никак отстоять честь отца.
Однажды, в разговоре матери по телефону, я услышал, что в тот злополучный день, сотрудники полиции так и не задержали того беглого преступника. Как оказалось, до этого, отец вел дело этого человека, а сбежав, убийца целился только в него.
Тогда в моей голове закралась мысль, что этот преступник мстил моему отцу и теперь, возможно, захочет закончить начатое и прийти к нам в дом за мной и матерью. Я стал часто зацикливаться на этой мысли, плохо спать и мне постоянно что-то мерещилось.
Со временем, начались приступы лунатизма. Поначалу безобидные, ничем не заслуживающие внимания. Но одной ночью я проснулся от крика матери.
Она стояла передо мной на коленях, тормошила за плечи. Я крепко держал нож в руке, не замечая дискомфорта от рассечения на предплечии и никак не реагировал на действия со стороны.
Мать проснулась от того, что я зацепил что-то на кухне, утварь упала и разбилась. Она уже хотела начать читать лекцию о неаккуратности, как застыла в дверном проеме, увидев своего ребенка посреди кухни.
По смутным ощущениям, кажется, что мне приснилось, что я с кем-то боролся и защищался ножом. По всей видимости после какой-то «атаки» я зацепил сам себя.
Потом начались походы к врачам, долгое и утомительное лечение и, наконец, со временем я зажил спокойной жизнью.
Сейчас, я понимаю, что моя признательность выходит мне боком. Я занимаюсь не понятно чем и не понятно где и чувствую себя, словно в клетке, хоть и могу спокойно передвигаться.
Мне хочется ощутить свободу, стать как брат, и именно поэтому, я хочу отстоять его честь. Мне претит, чтобы студия Итачи перешла в чужие руки, будь то Кисаме, Сасори или кто-либо другой — не важно.
Дело моего брата должно достаться только мне. Я чувствую, что у меня получится, пусть, до этого и не вникал в эту сферу, но приложив усилия, смогу быть руководителем даже не становясь мастером.
Пока что я не стану говорить Сакуре о своем решении об увольнении. Будет водопад вопросов, а пока пазл в моей голове не сложился, не хочу никому и ничего рассказывать про реальное положение дел.
Утром я поехал в отдел кадров, чтобы написать заявление об увольнении. Руководитель провел со мной беседу, решив узнать, почему я так спешно покидаю коллектив. На что он получил ответ, что я совсем скоро собираюсь переехать в другой город на постоянку, и я от части, сказал правду.
Закончив ближе к обеду со всей бумажной волокитой, я направился в больницу, где меня ждала Сакура.
Сев в собственную машину, я понял, как же по ней скучал. По звуку двигателя, по рулю и немного коцаной приборной панели, мягким креслам и тому, как еле слышно шуршит кожа, когда садишься. Пусть она не свеженькая и не самой лучшей комплектации, но это моя первая машина и я ее очень люблю, по-своему, без фанатизма.
Жаль, но совсем скоро мне придется расстаться с ней, ведь для того чтобы сделать всё так, как я планирую, мне нужно достаточное количество денег. Возможно, придется заложить и квартиру брата.
Вскоре встретившись с Сакурой, мы зашли за Цунаде и направились в палату к матери.
Она была рада тому, я сдержал обещание и пришел навестить её снова.
Весь разговор Цунаде наблюдала за вялой Микото, что не хотела нашего внимания. Очень странная реакция, потому что вчера она была рада меня видеть.
— Где Итачи? — Тихо прошептала мама.
— Мама…
— Саске, почему Итачи не пришел? Ведь вчера он обещал мне…
— Мама, это был я. Я приходил к тебе вчера.
Мать окинула меня взглядом и зарыдала.
— Не верю… — уткнувшись в подушку, мы услышали лишь её сдавленное бурчание.
Я перевёл взгляд на погрустневшую Цунаде, что сделала пару отметок в карту пациента.
— Завтра с ней поговорит мой знакомый психиатр, — тихо, в полголоса прошептала она.
***
Вечером, за ужином по телевизору передавали сводку новостей. Одну густонаселенную префектуру затопила разбушевавшаяся стихия. Много пострадавших и пропавших без вести. Спасатели помогают людям выбраться из своих жилищ и проводят эвакуацию в ближайших префектурах.
Через день мы снова решили навестить маму. Я взял пару книг, чтобы ей было немного веселее, потому что смогу прийти теперь только через три дня, ведь мне нужно доработать положенный срок после увольнения.
В больнице было как-то слишком оживленно, чем в предыдущие дни. Медперсонал словно хлыстом по спине били, как рабов в древности, настолько быстро они старались работать, подбегая к очередному пациенту.
Среди этой суматохи мы никак не могли найти среди других лицо госпожи Сенджу.
— Где госпожа Цунаде? — Найдя знакомую среди медперсонала, Сакура, наконец, сможет получить хоть какую-то информацию.
— К сожалению, её не будет на этой неделе. Госпожу Цунаде и еще нескольких медиков вызвали в госпиталь затопленной префектуры, там много пострадавших и имеющийся персонал не справляется с их количеством.
— Ясненько, а кто сейчас лечащий врач пациентов, что вела Цунаде-сама?
— Савада Изуми. Она скоро начнет обход по палатам больных, и вы сможете встретиться с ней лично.
— Спасибо.
— Не за что, Сакура-чан.
Мама сегодня была радостна, но молчалива. Как будто она что-то скрывала, но эта новость была всё же хорошей.
— Ты прямо светишься от счастья. Что-то произошло? — Решил поинтересоваться я, потому что мое любопытство больше не выдерживало.
— Посмотри на тумбочку, сынок, — Микото коротко кивнула, а затем продолжила: — Сначала я думала, что это ты. А потом спросила медсестер, хотела узнать, когда ты успел, на что они ответили, что это был совершенно другой мужчина.