Замечая, что Борис совершенно потерял бдительность, Влад приготовился остановить его любой ценой, однако прервавшийся вдруг монолог вновь возобновился:
- И вроде бы довольно с меня поучающих экзаменов, но, как оказалось, прежние тяготы и близко не стояли с тем дерьмом, которое пришлось отхлебнуть здесь! Но я и на сей раз справился. Справился! Понимаешь, я уже стал тем, кем должен был стать – победителем, тем, кто достаточно преклонялся перед жизнью, и перед кем теперь преклонится она! Только вот осталось ещё одно препятствие…. – внезапно сбавляя тон пламенной речи, Борис заговорил на удивление сдержанно и спокойно – Ты. Ведь одолев тебя, совершая нечто невозможное в рамках понимания обыкновенных и заурядных людей, всего-то перешагнув через навязанные им понятия жизни, все её правила и каноны, её догмы, запреты, всё то, что сильные мира сего выстраивали веками ради доминирования над рабами, я просто стану выше всего этого. Я стану…Богом…. – едва слышно, с еле заметной улыбкой на удовлетворённом уставшем лице довершил Борис.
- Да ты вконец рехнулся…. – не выдержав прошептал Влад – Вместо того, чтобы кончать всех подряд, тебе всего-то нужно было найти меня и разобраться один на один – по-мужски…. Но, как мы оба видим, кишка у тебя тонка для этого – он занёс в воздух нащупанный-таки камень и резко бросился в атаку.
Криво улыбнувшись, Борис исподлобья окинул налётчика взглядом и сжал окровавленную рукоятку, с радостью ублажая просьбу визави:
- Умри!
Скользкий от дождя булыжник выпал из рук.
Влад будто бы по приказу мироздания смирился с неизбежной ролью жертвы, видя растворяющийся в воздухе клинок, однако смертельного укола, вопреки близости губительного орудия – не почувствовал.
Не было ни страха, ни боли, ни вскрика. Чудилось, что даже ливень замолк, и пространство укуталось вакуумом, из безвоздушной массы коего вмиг исчезло всё сущее, кроме самого ощущения жизни.
Мужчина растерянно оглядывал туманные очертания расплескавшейся новой реальности, которая была уже не жизнью, но и не совсем смертью, а скорее являлась пространственной точкой между двумя местами – прошлым, насыщенным средневековым антуражем, и настоящим, где имеющиеся деньги и положение могли запросто избавить от любых проблем.