II
Затягивая белый чепец, служанка осторожно взялась за мягкую щётку и принялась чистить отсутствующую на шикарном троне пыль, с опаской ступая по алому полотну дорогого ковра, устилающего пол в роскошной зале.
Поздний час в Ве́рхгороде был особенно тихим: прислуга выметала углы, прислушиваясь к мышиным шорохам, по коридорам плутал стражник, пребывая в мечтаниях, а на кухне корпела повариха, колдуя над ароматной закуской, которую попросил перед сном княжич. Его отец, великий князь Дмитрий, преспокойно отдыхал в покоях, не ожидая сказа от сердобольной девушки, каждую ночь убаюкивающей беседами молодого и влюбчивого Владимира.
Отпрыск не покидал замка в светлое время суток, днями напролёт блуждая по обители, посещая библиотеку, оружейную и беря уроки боя у личного телохранителя отца – Якова Максимовича. Владимир лишь вечерами осмеливался отправляться на прогулку по саду, где допоздна нарезал круги вдоль деревьев, демонстрируя стражникам недюжинную силу и готовность вести их за собой. Он мечтал стать боевым командиром да плечо к плечу служить с верным Яковом, однако Дмитрий настрого запретил княжичу подобные изъявления, отчего сын добровольно принял оковы затворника, отказываясь являться перед подданными. Государь же полагал, что молодая кровь энергичного юноши обязательно потребует великих свершений и тот откажется от самопожертвований ложа голову на обагрённые колени войны, но по истечению десяти лет, Владимир остался непреклонен.
С пятнадцати годов загоревшись охотой, княжич принялся обучаться грамоте, а затем и воинскому ремеслу, силясь впечатлить отца, дабы получить его одобрение. Дмитрий не спешил потакать сыну, напротив, вознамерился изжить в нём неподобающее единственному наследнику желание.
В одну из зим, когда Яков Максимович отправился с походом на взбунтовавшиеся южные племена, замок осадили прошедшие мимо армии отряды и Ве́рхгород оказался в западне. Около двух тысяч бойцов вошли в город с помощью лазутчика, открывшего ворота и устроили кровавую резню не разбирая женщин да детей. Лазареты были переполнены ранеными, а запоздавший гонец всё никак не нёс вестей от Якова. Дмитрий решил показать сыну ужасы войны и направил его в госпитали.
Владимир отрёкся от просьбы отца, но тайком переоделся в старца и посетил шатры. Узрев стенания и безутешные мольбы, юноше сделалось не по себе, однако и тогда он отказался внимать заклинаниям батюшки. На четвёртый день княжич втихую дал совет командующему обороной вывести бойцов через катакомбы и атаковать сзади. Воякам потребовался вечер, чтобы разработать план действий, и к ночи пять сотен лучников с тремя сотнями мечников пробрались к врагу в тыл, внезапным ударом разбивая большую часть воинства. Защитники единовременно пошли в наступление по сигналу, отчего прижатые с двух сторон захватчики сложили оружие. Командир пал в бою и никто не сумел уведомить великого князя о плане, а сам Владимир, раздосадованный упущенным шансом, прекратил делиться секретами с кем бы то ни было, лишь изредка позволяя себе душевные разговоры с поварихой, тридцатилетней Татьяной.
Вернувшийся Яков не узнал прежнего княжича: юнец возмужал и окончательно сменил библиотеку клинком, с упорством напирая на учителя, чтобы тот преподавал военное дело.
Дмитрий был огорчён поведением сына, но более не стал чинить препятствий думая, что Владимир, наконец, покажется подданным и во всеуслышание объявит о намерениях достойно править вслед за предком. Этого не произошло. С тех пор Дмитрий только и делал, что лелеял надежду касательно сына, чая скорые перемены, покорно ожидая пока Владимир образумится….
Яков Максимович сидел на табурете возле дверей покоев Дмитрия, кинжалом вытачивая из сухой ветви фигурку совы. Широкий коридор гудел тёплым ветром, который ненавязчиво проникал через распахнутое окно, над коим развевалось знамя Ве́рхгорода. Пламя в настенных светильниках дрожало от каждого прикосновения, хоть закопчённое стекло и прикрывало огонь.
Светлица напротив была надёжно заперта, в чём телохранитель убедился уже несчётный раз, кладя инструмент и пытаясь открыть комнату.
Из кухонь выпорхнула Татьяна и просеменила по коридору, неся наполненное снедью блюдо княжичу. Рыжие локоны ниспадали на большие серые глаза, тоненькая шея вырывалась из добротного коричневого платьица, поверх которого был белый передник. Девушка выглядела миловидно, всегда имела ухоженное лицо и руки, частенько убранные волосы – нечета поварихам западных крепостей или сёл, погрязших в неприглядном непотребстве присущем женщинам тех земель.