Рыцарь остановил группу перед опешившим путником, подняв сжатый кулак в латах:
- Т-п-р-р-р! – он открыл забрало шлема, обличая грубое взопревшее лицо.
Борис не успел что-либо предпринять, пав жертвой единственно возможной реакции, требующей чёткого ответа на просьбу: «Господи, куда же я попал?!».
Быстрый и хриплый голос рявкнул вновь:
- Андар, отро́быс! – командир кивнул в сторону Бориса.
Один из воинов спрыгнул с животного и стремительно прильнул к перепуганному мужчине, отвешивая резкий удар в челюсть, отчего тот повалился навзничь. Нападающий, видимо проделывая это не впервинку, достал из-за пояса веревку и в считанные секунды туго связал Бориса, лишая всякой возможности сопротивляться.
Находясь в оцепенении от произошедшего казуса, боясь пошевелиться, схваченный скиталец даже не шелохнулся, оставаясь лежать лицом в пыли. Над ним склонились все трое незнакомцев, и пленный снова услышал хрипучий тон командира:
- Тока́у не ха́жпо о́на казалу́чти – задумчиво проговорил вожак.
- Но то́ктоэ ще́ га́то же́мто ти́бь?
- Не убивайте…. – Борис вознамерился встать, но получил физическое замечание ногой по печени, проглатывая острую иглу не высказанной фразы.
- Ба́тье не ливпра́ши! – вонзилось в самое ухо невольника.
- Ту́ес, призе́во е́о в е́релаг, сё ва́рио ва́риго е́о шече́лу а́мит. Моен, зигу́ру е́о на ша́дло и лясо́мпро атро́бо, а о́тым и́кта но́сли каде́ло ли́шьза!
Сильные руки схватили Бориса точно мешок и с лёгкостью подняли, поднося к лошади, резко кидая на тюки. Он не мог шевелить шеей, но отчётливо почувствовал, как верёвка грубо опутывает тело и словно балласт фиксирует на судне, дабы случайный шторм не вырвал драгоценную добычу.
Когда с приготовлениями было покончено, руки проверили надёжность креплений:
- Ова́гото!
- Оша́хор, жу́на отро́бысе щава́ться в е́релаг – командир забрался в седло.
Борис мало что видел, не рискуя поднять головы, однако обострившийся слух прекрасно помогал прояснять ситуацию. Остальные войны оседлали скакунов, и через пару мгновений отряд устремился прочь.
Троица тут же свернула с большака, так как внизу проносилась трава, щекоча брюхо вьючным тварям. Ухитрившись оглядеться, пленник рассмотрел приближающиеся деревья – сосны да ели. Вскоре, группа исчезла в изумрудных дебрях.
Солнечный свет с трудом проникал сквозь густые ветви. Невыносимая тряска усугублялась неудобным положением, но прошедшая, наконец, ломота в теле – радовала, правда голова продолжала гудеть. Борис будто свыкся с ролью груза и взвалил на плечи компанию из нескольких баулов в виде насущных вопросов: «Что это за люди? Рыцари, разбойники, солдаты? Что им от него нужно? О чём они разговаривали?».
Ничего подобного мужчина не слышал ранее и говори они по-человечески, наверное, проблем было бы меньше. Может всё-таки бандиты? Тогда куда они едут? Озноб в секунду пробежал кросс по спине.
Бориса пугало отсутствие ответов, как и перспектива оказаться на месте старого приятеля – скелета в стрелах. Головорезам человека убить – раз плюнуть, они этим каждый день занимаются. Это их рутинная работа, наскучившая не меньше, чем душный офис Борису, который сейчас казался прохладным уголком рая, где беды и проблемы всего лишь небольшая возвышенность, из-за коей обязательно взойдёт солнце.
Всадники ехали молчком. В воздухе витал дух взмокших лошадей, хвои, по сторонам мелькали сосны и еловые лапы, оттеняющие редеющий свет. Борис не находил себе места, но по-прежнему надеялся, что всё не закончиться допросом с пристрастьем, расстрелом из лука и проломленным черепом, призванным остаться кормушкой для птиц.
Группа резко остановилась:
- Ка́йспес! – командир отчётливо отдал приказ.
Двое конников спрыгнули на землю, подняв удушливое облако раскалённой пыли. Они встали перед узкой тропинкой стеснительно убегающей в заросли, словно голая девица, потерявшая полотенце при выходе из бани. Пространство впереди утопало в гигантских кустах и папоротниках, скрывая глубины непроницаемого леса. Стёжка обрывалась, перегороженная стволом могучего дуба, поросшего мхом и будто нарочно приваленным упавшими сосёнками. Проезда дальше не было.