Глава пятая
Глава пятая
I
Всадники ступали осторожно, прокрадываясь сквозь узкую просеку в окружении переплетённых кустов да дюжих ветвей. Над головой куполом смыкались жилистые листья, обласкивающие нежными прикосновениями свисающего с животного Бориса и пригнувшихся путников, которые безмолвно двигались нескончаемой тропой. Они оборачивались, вглядываясь вдаль, прислушивались к птичьим трелям или пронзительному треску вдалеке, а после, словно удостоверившись в неопасности маршрута, продолжали шагать дальше. Похитители будто забыли о пленнике, оставив его безучастным свидетелем молчаливо наблюдающим за однообразной стезёй.
Постепенно, неприкосновенный аромат природы разбавился стремительным ворохом других запахов, бесспорно принадлежавших скромному человеческому быту. Борису показалось, точно десятки людей голосят за пёстрой стеной, проводя сражение на ристалище, воодушевляя избранного фаворита.
Тенистый полумрак расступался, и вскоре группа оказалась в селении, опоясанном гигантскими стволами безлиственных деревьев, название которых мужчина не знал. Промежутки между мохнатыми ветвями мерцали лучами солнца, свет коего мироточил белоснежными слезами проливаясь на озеленённую короткой травой поляну, где оживлённо проистекала жизнь.
Мимо проходили солдаты с длинными сальными волосами и люди в просторной одежде, лица большинства из которых имели следы солнечных ожогов. У яслей ржали лошади, бия копытом надоедливых кур, неподалёку лаял испугавший цыплят пёс, а в воздухе витал тяжёлый дух сотни немытых тел и тошнотворный смрад зловонных помоев, беспорядочно сваленных то тут то там. Облегающая флёром серой сельской обыденности атмосфера гудела напряжением и тревогой, словно все ожидали чего-то недоброго, нужного, но в то же время страшного и неотвратимого. Из-под тряпичных капюшонов, шершавых касок, гнутых шлемов и чёрных слипшихся волос с угрюмых ликов на Бориса глядели сотни глаз, оценивающе рассматривая свежую добычу.
Мужчина успел заметить, что окромя вьючного зверя да людей – кругом ничего нет. Он ожидал увидеть цветастые шатры, подле которых бдит внимательная стража, заваленные картами и бумагами столы в окружении представительных полководцев, штандарты, так ярко описанные в книгах, но вместо красочных пейзажей военного лагеря на лужайке высились небольшие кочки, походившие на древние курганы – землянки. Лоно земли хранило в секрете всё то, что жители не хотели показывать новоприбывшим пленникам, несмотря на их предрешённую судьбу быть казнёнными за несовершённые преступления.
Монотонное покачивание, натирающее живот, внезапно прекратилось, и лидер группы обратился к воину тянущему покорную лошадь с поклажей:
- Ка́йспе е́о – устало махнув дланью, командир зевнул.
Моен отдал поводья тотчас подоспевшему бойцу. Бориса отвязали от тюков и вещью швырнули на землю, не опасаясь повредить обёртку. Терпеливо помалкивая, мужчина боялся вымолвить хоть слово, с опаской озирая собравшихся вокруг людей. Человек в доспехах не прибег к каким-либо разъяснениям, верно, учащённая доставка пленников этого и не требовала. Спровадив подчиненных, вожак бесцеремонно схватил опутанного верёвкой Бориса и точно ведомый на убой скот потащил его вглубь поселения.
Пять десятков тяжёлых шагов оборвались около выросшего из травы сруба, подпёртого тёмно-серыми досками, которые шрамами выделялись на фоне зелени позади. У входа стояли двое караульных, преграждая путь алебардами.
Прохрипев, латник дёрнул Бориса в свою сторону, обращаясь к страже:
- Ме́ни жу́на к Раэнму Емутрету, жи́толо о мекепо́и они́шпо.
- Уна́кты имы́м имса́ и жи́моло, ава́йдо е́о ю́дся! – один из бойцов широко улыбнулся, шаркая ладонями.
- Ка́уже! – командир осклабился. – На́юдзе а́я а́вас! Е́о жу́на ста́вито вы́жмо – усмешка сменилась серьёзной гримасой.
Охрана нехотя расступилась, пропуская ловчего, волочащего подбитую дичь.
В домишке господствовал полумрак. Ветхая крыша и бревенчатые стены изобиловали прорехами, будто рубище попрошайки, сквозь кое в светёлку проникали ниточки света, чернеющие от плотной серости, которую даже днём едва ли разгоняли сальные свечи. В горнице располагалось несколько столов: одни с испещрёнными пометками бумагами и пергаментами, а на других стопками лежали книги, за ненадобностью накрытые тонкой материей. Над развёрнутым свитком склонялся человек, по упёртым в спину рукам и сутулости какого было видно, что молодые года давно его покинули. Незнакомец, вздумай он выправиться во весь рост, достал бы Борису макушкой только до груди, однако коренастость, хоть и сокрытая за четырьмя-пятью десятками лет делала мужчину грозным и даже устрашающим. На бритой голове от нависающей духоты выступали капельки пота, резкое лицо мужичонки прорезали мелкие ссадины и царапины, но особое внимание привлекала широкая борозда рубца от уха до уха, вызывающая дурные ощущения. Не ухоженная густая борода, чёрным, как смоль ручьём лилась на тускло поблёскивающие в свете свечей латы, путаясь канатом от корабельного якоря.