Выбрать главу

Минувший день мёртвым гнётом повис на веках, погружая Бориса в дремоту плавно переходящую в глубокий и спокойный сон.

II

Верне́се Тровао́ст с каждым месяцем всё сильнее погружались в ледяные объятия северных ветров, несущих обжигающие снеговые вихри. У южных границ происходила скорая подготовка к отплытию, которая затягивалась из-за нескончаемого снегопада. Десятки повозок и арб стояли около грузовых посудин да галер, ожидая пока бойцы перенесут оружие и продовольствие на борт рвущихся к отплытию судов.

Воздух звенел потугами волочащих сани коней, которые гигантской змеёй ещё только спускались с гор. Над колонной образовывался сгусток пара, треплемый сквозняком точно ящерица оголодавшей собакой, отчаянно пытающаяся сбежать из мощной хватки острейших клыков. Чудилось, будто стальная цепь каравана находится рядом, а не за плотной вуалью мерцающего снега, стремительно валящегося с небес. Брань и выкрики погонщиков слышались едва ли не в упор, хотя до ведущей твари оставалась верста ходу.

Дощатые палубы хрустели под сапожищами разгорячённых молодчиков, укутанных в шкуры, которые наскоро заполняли трюмы, ругательствами и выпивкой ускоряя свой нелёгкий труд. Беспокойное море лениво переваливало пенные гребни и казалось, оно вот-вот окончательно занемеет, навсегда оставляя коренных жителей во власти взбушевавшей природы. В поверьях островитян встречалось лишь одно объяснение, кое терялось в недрах недоступных фолиантов, именующееся народом – час Карачу́на.

«Падут охотники и горцы первыми, на муки Танталовы жён да детей своих обрекая. С мест привычных животные удалиться поспешат, лишая род людской трапезы и спокойствия, жизнь их, обращая в вечные поиски вожделенного.

Брат брату родным быть перестанет и исчезнет дружба навеки, понуждая войной на ближнего идти не ради крова, но вопреки желаниям.

Снега острова поглотят голод природы утоляя, и покажет Карачу́н хлад смерти тем, кто кровь в боях проливал бездумно, земли ничейные своими по праву считая. Обозлится дух на людей границ не видящих и заставит навсегда покинуть места доселе тёплые, отправляя в скитания безвременные, дабы кровью со стоп злодеяния искупать спешили.

И не будет покоя более народу северному. Соседи южные воспримут гневно визит гостей непрошенных и звон стальной копий да мечей несчётных по землям от битв освобождённым разольётся морем бескрайним, реки крови проливающим.

Дожди поля сечи не омоют добела, и смрад сражённых воздух заполонит, мешаясь с дымом тел сожжённых, что падут от рук недругов и друзей своих.

Народ равнинный грехи соседей северных, что территории меж собою членить не смогли, с ними и разделит, однако не видать мира сторонам противным, коли и там земли поделить не сумеют….»

Множество судов скоро таяли на горизонте. Покидающий дом Тельво с печалью глядел в растворяющиеся очертания родных островов, которые брошенным ребёнком тряслись от холода, алча тепла и ласки, коей беспечный родитель не возмог одарить своё единственное чадо….       

Глава шестая

Глава шестая

                                                                              I

На рассвете, как и обещал, Яков Максимович выстроил подготовленное войско перед воротами Первоградья, шибая мужиков и безусую молодёжь крепким духом ночного застолья, от коего стойкий аромат лучших напитков Ермолая горделиво шествовал меж прямых рядов едва пробуждённых воинов. Восходящее из-за малахитового борового кушака солнце тщилось пронзить лучами взвивающуюся над Гордостью пелену дыма, которая лениво волоклась в небо, потягиваясь на ползущем по земле ветру.

Офицер сосредоточенно всматривался вдаль, видя извилистый большак, доходящий до крепости и опутывающий необъятные поля, где иной раз произрастали гигантские стебли замерших мельниц да суматошились поднятые чуть свет бабы, задабривающие таящегося в скошенной траве полевика. Вояка, наверное, ожидал узреть улепётывающих от неприятеля солдат, но ему на диво, ни единой фигуры спасающейся бегством обнаружить не удалось, что говорило о стойкости защитников, пока ещё удерживающих крепь. Узкая лесная лента будто оплетала самую верхушку целующей испаряющийся туман башни, на которой одиноко колыхался сине-жёлтый стяг Ермолая.