Вопреки пророчествам раболепного большинства, первенец Анастасии Игоревны никогда не питал любви к специфическому и местами развязному методу преподавания Леонида Сергеевича, иной раз открыто подмечая непрофессионализм учителя и намеренно задавая каверзные вопросы, ставящие того в тупик. Но, в конечном счёте, стремление настичь справедливости стоило Борису желанного красного диплома, вместо какового он приобрёл печальный опыт ведения борьбы, где единственным верным предпочтением являлся отказ от баталии и согласие с правилами игры тех людей, которые имели отношение к власти, пускай даже косвенное, людей, подобных Владу….
Мужчину вновь передёрнуло от одного только упоминания о Владиславе, посему он решил немедленно бросить затею бередить казавшиеся затянувшимися раны прошлого и оставить место расправы, с презрением пнув грузное тело убиенного посадника, наверное, своим видом навивающее мысли об отсутствии вечного.
II
Борис покинул усадьбу в сопровождении двух измотанных латников, глядя как воодушевлённое надвигающейся развязкой войско гоняет по улицам беспокойные остатки сопротивления.
Переполненная яростью ватага северян роилась вокруг мелких очагов непокорных ратников и штурмовала забаррикадированные двери обитаемых построек, из коих бесцеремонно выволакивала израненных жителей, которые никак не отчаивались спастись от карающей десницы жестоких ворогов. Мимо этих меркнущих стычек уже кичливо ступали варвары, подгоняющие обезоруженные оравы карачу́нцев, что покорно плелись вдоль рядов окровавленной орды и стыдливо опускали головы, не желая смиряться с постыдной ролью военнопленных.
Город неохотно подчинился агрессорам.
Когда последние эха сражения прервались, вождь тотчас отыскал Раэнма в разрозненной толпе регочущих островитян и снарядил его выдуманными наспех распоряжениями. Как и прежде замысел Бориса скорее потакал прихотям воинства, чем способствовал приближению окончания войны. План был до неприличия прост: собрать ценные вещи, которых сыскалось с избытком, нежели при Гордости, в случае необходимости обзавестись надёжным снаряжением, вдоволь запастись провизией и немедля выдвинуться к Верхгороду, по пути опустошая фермы и бросая под нож их непокорных хозяев, возможно даже укрывающих Влада, трусливо притаившегося где-то на материке.
Отовсюду доносились жалостные женские вскрики и неутихающий детский плач, повышающий градус тревоги и без того устрашённых матерей. Сдавшие позиции воители скрепя сердце наблюдали за склоняющимися над их жёнами оккупантами, которые похотливо щерились, словно чуя скорое пиршество, где на поживу триумфаторов кроме съестных изысков наверняка готовилась и приятная дамская компания.
Кашевары выдворяли ярящихся животных из загонов да большую их часть свежевали прямо на месте, уволакивая разделанные туши к вездесущим кострам, которые оголодавшие бойцы нетерпеливо разводили по всему городу. Оставшуюся же скотину заботливо отправляли в огромный хлев у входа в Первоградье, дабы после отдохновения прихватить с собой, загодя обеспечивая свежим провиантом полевую кухню под Верхгородом.
Лжетельво пуще снабженцев пёкся о боеспособности собственной рати и волновался о конечной эпической баталии, сознавая, что тактических способностей Раэнма может оказаться недостаточно. Внутренний голос мужчины склонялся к потребности повременить с выступлением войск на неопределённое время, ибо рисковать столь важным шагом и ставить под удар великую победу северного народа, к которому Борис сам причислился волею судеб – было неосуществимо ввиду печальных для гостя последствий. Кроме того, это короткое и вынужденное затишье, разбавляемое мародёрством, обязывалось послужить дополнительным стимулом к заключительному торжеству, отчего вождь всё-таки отважился задержать армию и дать ей шанс полностью восстановить силы, выжидая пару-тройку дней.
Следом за тяжким принятием решения назревал очередной нелёгкий вопрос: как быть с уцелевшими и сдавшимися супротивниками, которых насчитывалось более тысячи? Обыкновенные жители, чудом спасшиеся солдаты, выжившее ополчение – каждый требовал скорого и справедливого суда, коего уморённый сечей Борис не спешил вершить.
Основную массу враждебных субъектов составляли безобидные женщины и дети, но были среди пленных и озлобленные хлебопашцы, воинственные крестьяне, кузнецы да конюхи, а так же малочисленные остатки гарнизона и прочие служащие на благо города – лавочники и пастухи. Воровское отребье, общество подпольных гадалок и лживых колдунов, объявленных Дмитрием вне закона, сброд из скрывающихся убийц и местных преступных вожаков – все они покинули Первоградье ещё перед боем, словно предчувствуя виселицу или гильотину, до коей, несомненно, снизошли бы превалирующие силы захватчиков.