Надежде ничего не хотелось – только чтобы поезд тронулся и оставили ее все в покое, дали бы хоть немного поспать. Она вытянула шею, чтобы разглядеть, что происходит на переезде, но ничего не увидела. Тетка поравнялась с их окном и подняла голову.
– А вот кому мол… – начала она, но вдруг вздрогнула и вытаращила глаза. Бидон выпал из ее рук и покатился по земле, молоко тут же впитывалось в сухую жесткую землю.
Из темноты налетел на тетку какой-то мужик, замахнулся кулаком, обругал матом. Она ответила ему что-то тихо и присела, собирая рассыпавшуюся малину. Надежда заметила сверху, что руки у женщины совсем не деревенские – не слишком чистые, исцарапанные, натруженные, но пальцы длинные, запястья тонкие, ногти красивой формы, хоть и с каймой темной.
Да не грязь это, а ягодный сок, сообразила Надежда, его ничем не отмоешь. Сама она на даче как пойдет за черникой или малиной, так потом в городе стыдно появляться. На тыльной стороне ладони у тетки, от запястья к пальцам, тянулась розовая ниточка шрама.
– Черт знает что! – Лидия резко отшатнулась от окна и захлопнула раму.
Надежда посмотрела на нее в удивлении. Лидия хмурила брови, губы ее превратились в узкую щель. Сцена, конечно, была неприятной, но с чего так злиться?
– Все в порядке! – В купе снова заглянул Иван. – Сейчас поедем!
И точно, поезд тронулся. Иван без лишних слов полез на верхнюю полку. Надежда тоже стала устраиваться, Лидия сидела, покусывая губы, потом взяла мобильный телефон и вышла. Надежда взглянула на часы – до прибытия в Петербург осталось час сорок. Ну, теперь-то они, конечно, опоздают. Но все равно, надо бы освежиться заранее, теперь уж не заснуть, а то потом такая очередь будет.
Туалет, однако, был занят. Надежда решила перейти в соседний вагон и открыла уже дверь, но тут заметила в тамбуре Лидию, прижимающую к уху мобильник. Она остановилась, чтобы не мешать.
Надежда вовсе не хотела подслушивать, просто придержала проклятую дверь, чтобы она не скрипела. И невольно услышала часть разговора.
– Я ее видела! – говорила Лидия с придыханием. – Да, я уверена, что это была она! Совершенно уверена! И она меня тоже узнала, ты понимаешь, что это значит?
Она послушала немного, кусая губы. Ее собеседник так кричал, что Надежда определила мужской голос. Лидия же, напротив, успокаивалась на глазах.
– Исключено, – твердо сказала она, – ты меня знаешь, ошибиться я не могла. Нам нужно встретиться и обсудить все.
Снова она замолчала, потом дала ответ на вопрос:
– Полная дыра, поезд случайно остановился, какой-то буранный полустанок, жителей полтора человека, и те пьяницы. Нет, утром мне на работу надо, домой едва успеваю заехать. В обед? Да нет, у меня полная запарка, я торопиться буду, надо поговорить не спеша… После работы только время выкрою. Нет, рядом с работой не надо… знаешь китайский ресторан напротив банка на углу Пушкарской и… Ну вот, там в районе шести часов.
Надежда едва успела отпрянуть от двери, было бы очень неудобно, если Лидия застала ее за подслушиванием. К счастью, туалет освободился, и Надежда юркнула в него, прежде чем Лидия вернулась.
– Верка! Верка! Поднимайся!
Вера попыталась натянуть на себя одеяло, попыталась уйти поглубже в сон, укрыться в его теплой замшевой глубине от этого резкого, злого, раздраженного голоса. Сон был чудесный и непонятный, во сне она гуляла по тенистому саду и была там одна, совершенно одна… нет, рядом с ней шел красивый удивительный зверь, похожий на золотистого леопарда. Зверь был говорящий, но он не ругал ее, не обзывал последними словами, он читал ей какую-то волшебную книгу…
– Верка, просыпайся, зараза! – прогремел над ней прежний злой голос, и кто-то безжалостный сдернул с нее одеяло.
– Кирилл, ну еще пять минут… – сонно пробормотала она, но голос над ней стал еще злее:
– Какой еще Кирилл? Поднимайся, дрянь подзаборная! Поезд прозеваешь!
Сон окончательно растаял. Это было так печально – ей давно уже ничего не снилось; последний год, едва коснувшись головой подушки, она проваливалась от усталости в чугунную, тупую темноту.
Вера села на кровати, разлепила веки и огляделась, пытаясь понять, где она находится.
Это была не ее уютная, красивая спальня, оформленная в лаконичном японском стиле, с лаковыми шкатулками и расписными ширмами, с подлинными светильниками из вощеной рисовой бумаги и средневековыми гравюрами в узких черных рамках…
Эта захламленная комната с низким закопченным потолком, голая лампочка без абажура, маленькие окошки без занавесок, в которые заглядывает густая назойливая темнота… и этот человек с перекошенным от злости небритым лицом, этот мужчина в разношенных тренировочных штанах и застиранной майке бывшего белого цвета…