Согласитесь, это не по правилам олимпийской хартии, когда двое на одного и когда этот один уже лежит на ринге.
И, конечно, я не стал дожидаться окончания поединка и подсчета судейских баллов.
Россия, вперед! Гоу-гоу-гоу!
Разведку не проводил и не выяснял, в чем суть конфликта. Как говорил Наполеон: «Главное — ввязаться в драку».
После моего бокового в череп первый спартанец улегся рядом с Герой. Надо сказать, что в лагере труда и отдыха под Псковом я не только изучал английский, римское право и светские манеры, но и продолжал прилежно околачивать грушу, дабы не потерять спортивную форму. Ибо хорошие манеры не всегда выручают джентльмена.
Второй боец, догадавшись, что перед ним серьезный соперник, решил воспользоваться холодным оружием — пивной кружкой.
Но безуспешно.
Я нырнул ему под руку, и кружка просвистела мимо.
Зато прошел мой левый по корпусу.
Боец, правда, устоял на ногах, но согнулся в поясе и что-то промычал по-спартански.
Первый тем временем уже смог подняться и снова пошел в атаку. На сей раз я зарядил ему прямым в нос, не став беспокоить челюсть.
Под моим чугунным кулаком нос хрустнул, как орешек в щипцах.
Всё, соперник обезврежен на ближайшие тридцать минут.
О, зато второй держится… Собирается войти в клинч.
Ну, иди сюда… Я тебя не больно убью. Щелк — и ты уже на хирургическом столе…
Щелкнуть не сложилось. Видимо, был еще и третий спартанец. Или просто сочувствующий. Я не видел его, но почувствовал присутствие, когда две потных руки-клешни обхватили меня сзади и оторвали от земли. Достаточно высоко.
Дальнейшее я помню смутно.
Долгий полет над гнездом кукуш… тьфу, столиками.
Жесткое приземление.
Помню, как успел вернуться на ринг и достать левой человека с кружкой. Попал куда-то в район правого глаза.
Помню женский визг и суровый мужской мат. Много мата…
И хрипатого Криса Ри со своей запиленной до дыр «Road to Hell» (хорошо хоть не «Blue Cafe»).
А потом понесли рысаки — не остановишь…
Я молотил всех, кто подворачивался под руку, защищая честь, достоинство и самое жизнь. Подвернись инвалид в коляске — не пощадил бы. Девочкам-картинкам, кажется, тоже досталось. И бармену с официанткой Ниной.
Зрительный зал ревел и топал от восторга.
«Паша! Убей-их-всех!!! Ты можешь!»
Еще немного, и я стал бы обладателем чемпионского пояса по версии «Эрмитажа» и прилегающих кабаков. «На ринге Па-а-а-а-а-а-а-вел Угрюмофф! Раша!» (Иллюстрацию поединка можно посмотреть по адресу: www.hermitagemuseum.org/html_Ru/03/hm3_3_l_10b.html.[2])
И только мощная струя слезоточивого газа с ароматом от «Hugo Boss» смогла прервать это великолепное шоу.
Газы пустили те, кому и положено их пускать.
Люди в сером. Менты.
Но не из сериала, а настоящие.
Примчались на зов.
Кажется, те же самые, что утром национализировали мои пять сотен.
Или похожие. Все они на одну маску…
Потом были дубинки, наручники, тесный люкс ментовского «козлика».
Вот дежурная часть знакомого отдела.
А вот не менее знакомая комната отдыха для деловых людей. Рассматривать обстановку невозможно: остатки газа мешают обзору. Но, думаю, как и всегда, здесь найдутся горячий кофе с круассанами, свежая пресса и плазменный телевизор.
Ощупываю лицо. Крови вроде нет. Правда, сильно болит левый бок.
Не открывая глаз, нахожу нары, падаю и понимаю, что, кажется, серьезно влип. Как чувствовал: не фиг в «Эрмитаж» тащиться.
Эх, не судьба мне в Красной Армии послужить…
Здравствуй, неволя!
Представляю заголовки завтрашних таблоидов.
Через три часа, когда солнце клонилось к закату, а в далеком Петропавловске-Камчатском уже забрезжил рассвет, меня пригласили для дачи показаний. Перед этим уточнили, нуждаюсь ли в помощи переводчика. Иными словами — протрезвел ли.
В ответ я мужественно усмехнулся.
Не представляете, как порой неприятно вспоминать молодость. Едва я переступил порог кабинета, время отмотало пять лет назад. Те же стены, та же икона святого Феликса, тот же стол с треснувшим стеклом, тот же сейф, та же груда костей и черепов в углу…
Шучу! Сейф другой!
И человек другой. Не Добролюбов. Но наверняка из той же ударной плеяды мастеров.
Сейчас помощь начнет предлагать.
— Ну что, успокоился? — Тон не сказать, что дружелюбный, но и не оскорбительный.
Я молча кивнул головой. Не стал объяснять, что, в принципе, и не возбуждался.