– У директора в одиннадцать совещание, – сказала Зоя на следующее утро, как только я появился в поле ее зрения.
– Я не могу, – сказал я, залетая к себе в кабинет. – Скажешь, что поехал к врачу.
– Доиграешься, – пригрозила Зоя.
Я махнул рукой, закрыл дверь и достал ключ от сейфа. Много денег ушло на ремонт новой квартиры, и наличности у меня осталось около двенадцати тысяч долларов. Я берег их на свадьбу, но, видимо, придется сыграть ва-банк.
Затолкав в карман пачку, я вышел из кабинета. Через полчаса я уже выехал из Москвы и мчался по трассе. Я думал о том, как сразу огорошить Чемоданова щедрым вознаграждением, чтобы он согласился доработать диссертацию безоговорочно. Сколько ему предложить? Тысячу?.. Пожалуй, тысячи будет маловато. Он только пятьсот запросил за вывод на двух страничках для Календулова. Надо дать тысячи три. Или сразу пять, чтобы обалдел, заткнулся и засучил рукава.
Я остановился на заправке, залил полный бак и здесь же, в продуктовом магазине, набрал два пакета всяких замороженных и сублимированных полуфабрикатов. На всякий случай. Вдруг придется остаться у Чемоданова на несколько дней, чтобы не давать ему спуску?
Это было бы самым правильным решением. Такую безвольную скотину, как Чемоданов, нельзя было оставлять наедине с большими деньгами. Он наверняка погрузится в глубокий запой, и мне очень долго придется его оттуда вытаскивать.
Чем ближе я приближался к поселку Промышленному, тем тоскливее становилось у меня на душе. «Знали бы американцы, – думал я, – в каких условиях в России рождаются научные открытия». Но не условия, в каких Чемоданов создавал шедевр научной мысли, не мрачные контуры умершего завода и поселка травили мне душу. Самое неприятное, что ожидало меня впереди, было общение с Чемодановым. Я выступал в роли просителя, а эта роль всегда унизительна, если обращаешься к человеку, которого презираешь.
Я приближался к его дому, и меня с души воротило. Ну как теперь к нему обращаться после того, как я пинками выгнал его из академии? Как найти ту золотую серединку, чтобы и достоинство не уронить, и уговорить его взяться за работу? Никогда не узнаешь, кто пригодится в жизни, а кто нет. Вот и у меня вышло, что бомж оказался самым нужным человеком, а директор фирмы, от которого зависит моя карьера, мне все равно что собаке пятая нога.
С таким невеселым настроением я поднялся на пятый этаж и постучал в дверь. За дверью было тихо, Чемоданов не открывал. Я громко сказал в замочную скважину:
– Чемоданов, открывай! Я тебе пива привез!
Ноль эмоций! Я ударил посильнее – на тот случай, если Чемоданов вздумал хитрить, и дверь неожиданно распахнулась.
Мне стало не по себе. Несколько мгновений я топтался на пороге и смотрел на кота, который сидел посреди прихожей и тщательно вылизывал свою белую грудку.
– Ау, Чемоданов, ты жив?
Из глубины квартиры не доносилось ни звука. «Может, помер от запоя? – подумал я. – Тогда плакали мои восемьсот тысяч».
Я понюхал воздух. Вроде никаких посторонних запахов. Поборов страх и брезгливость, я зашел в прихожую, осмотрел обе комнаты, потом кухню и, наконец, санузел.
Это был первый случай, когда Чемоданова не оказалось дома. Если он уехал в Москву, то это надолго. Я закрыл дверь и стал бродить по квартире, разглядывая вещи. Собственно, никаких вещей, кроме старой обуви да кое-какого тряпья, в квартире не было. Я подошел к «буржуйке» и потрогал ее. Печь была холодная. Я заглянул в холодильник. Мало того, что он не работал; в его утробе лежало несколько ржавых секций батареи парового отопления.
Чувствуя, что неприятное открытие вот-вот капнет мне на голову, я стал раскрывать дверки многочисленных шкафов и тумбочек. Я находил горы мятой старой одежды – мужской и женской, дощечки от овощных ящиков, пустые пластиковые бутылки из-под воды, сгоревшие лампочки, доску от унитаза, оконные ручки – словом, совершенно случайные и совершенно не нужные даже алкоголику вещи. А когда я нашел полиэтиленовый пакетик, в котором лежал изогнутый гребешок и омерзительный пучок седых волос, мне стало гадко и страшно одновременно.
Я сел на шатающийся табурет, еще раз оглядывая склад выброшенной мебели и мусора. И тут до меня дошло. Здесь жил не просто очень бедный человек. Здесь жил сумасшедший!
Мне стало плохо от такого открытия. Как же я раньше не догадался! Все верно, Чемоданов поехал мозгами! Его уволили, и он, не выдержав потрясения, сошел с ума. Родители, видимо, отказались от него, и он поселился в заброшенном доме. Притащил сюда с мусорной свалки старую мебель, холодильник, одежду, «буржуйку» и зажил.
«Что же делать? – думал я. – В состоянии ли он доработать диссертацию?.. Да о чем же это я? Разве сумасшедший способен на сложную умственную работу? Тогда Чемоданов отпадает. Придется искать научного работника, который взялся бы довести диссертацию до кондиции».
Это хоть и создавало новые проблемы, зато снимало самую большую из старых: мне уже незачем было доказывать свое авторство. Кто поверит, что диссертацию написал человек, который числится на учете в психоневрологическом диспансере? Да это всего лишь мания величия! Чемоданов возомнил себя ученым, вот и кричит на каждом углу, что написал диссертацию по газовой динамике.
Такой поворот событий меня вполне устраивал. Чемоданов, который торчал занозой на пути к моему счастью, неожиданно слинял в палату номер шесть. Путь к руке и сердцу Насти был открыт.
От волнения я даже вскочил с табурета и стал ходить по комнате. Значит, надо искать специалиста по газовой динамике, знакомого с работами Сницаря. Можно дать объявление в газету. Сотрудники всевозможных обнищавших НИИ закидают меня предложениями. Лучше воспользоваться помощью не одного, а двух или даже пяти ученых. Они доведут диссертацию до ума, потом я отправлю ее в США и получу деньги. Вот тогда можно будет побеспокоиться о Чемоданове. Например, устроить его в платную больницу с хорошим питанием и уходом.
Я так замечтался, что не сразу услышал тихий скрип. И только когда в прихожей раздался громкий стук, словно на пол уронили деревянный ящик, я понял, что вернулся хозяин.
Психически нездоровые люди всегда внушали мне страх своей непредсказуемостью и скрытой агрессивностью. А вдруг Чемоданов решит отомстить мне за академию и кинется на меня с ножом?
На всякий случай я вооружился резиновой палкой для выбивания ковров и осторожно заглянул в прихожую. Там никого не было, только на полу лежала связка дощечек и сухих веток. В кухне гремели кастрюли. Неслышно ступая по рваному линолеуму, я дошел до кухонной двери и… застыл на пороге, как столб.
Это был не Чемоданов. Спиной ко мне стоял человек, по-видимому женщина, в розовых кримпленовых брюках, в коричневых ботинках со стертой наискосок подошвой и серой куртке из болоньи.
– А где Чемоданов? – растерянно спросил я, но женщина, мгновенно повернувшись ко мне, издала оглушительный вопль.
– Не подходи!! – визжала она. – Только попробуй пальцем тронуть!! Только шаг сделай!! Хуже будет!!
Я попятился в прихожую. Женщина продолжала орать, широко раскрыв красный рот с далеко не полным комплектом зубов. Лицо ее было бордово-синим, под глазами темнели старые гематомы.
– Да что вы так орете?! – тоже крикнул я. – Не собираюсь я вас трогать!
Женщина на удивление быстро оборвала вой и закрыла рот. Ее отвратительное лицо расплылось в улыбке.
– А я думала, ты мент, – хриплым голосом произнесла она. – А ты, оказывается, хороший…
– Витька где? – спросил я.
– Какой Витька? – не поняла женщина, нюхая подозрительную коричневую субстанцию, засохшую на дне кастрюли.
– Который здесь живет, – пояснил я.
– Здесь я живу, – ответила женщина, кидая кастрюлю на пол. – А у тебя закурить есть?
– Как это вы? – обалдел я. – Это тринадцатая квартира?
– А бес ее знает какая! Ты бы дал мне денег на бутылку, а?
Она двинулась на меня вместе с запахом, который исходил от нее.
– Стоять! – крикнул я, и женщина послушалась. – Где Чемоданов?
– Да не знаю, золотой мой! Не знаю я никакого Чемоданова!
Наш разговор зашел в тупик. Умственные способности этой женщины не позволяли ей понять, чего я от нее хочу, и мне ничего не оставалось, как убраться из квартиры. И тут на лестнице я нос к носу столкнулся с Чемодановым.