— Думаешь, все должны хотеть детей? — я помрачнела. — А вдруг не получится их полюбить, например?
Удерживаться на грани между правдой и бравадой становилось все сложнее.
— Дети — это же твое продолжение. Как их можно не полюбить?
— Надо для начала любить себя, чтобы полюбить свое продолжение, — вздохнула я.
— А ты себя не любишь? — Илья остановился.
Нам оставалось только свернуть на тропинку, ведущую через поляну, заросшую радостными желтыми одуванчиками. Ощущение сияющего счастья от того, что вокруг весна, светит солнце, теплый ветер ласкает мои плечи и ворошит пшеничные волосы Ильи не мог перебить даже этот грустный разговор.
Неопределенно пожала плечами в ответ на его вопрос.
Я вдруг как-то устала от этой придуманной роли записной стервы. Наташка в ней смотрелась органичнее.
А мне хотелось насладиться этим моментом будучи самой собой.
Сбылась моя самая заветная мечта. С опозданием минимум на пятнадцать лет, но ведь сбылась!
Хорошо, что я все-таки решилась пойти на эту встречу.
— Это философский вопрос, — тихо сказала я и перевела тему: — Идем! Надеюсь, ты простишь меня за бардак. Сейчас я вытащу хлам с антресолей и станет еще хуже!
Про бардак я, разумеется, кокетничала. Буквально накануне я вылизала всю квартиру и порядок нарушали только валяющиеся на кухонном столе фото из школьного альбома.
Илья взял нашу общую фотографию одиннадцатого «А» и стал разглядывать так внимательно, словно у него своей такой нет.
Перевернул и хмыкнул:
— Ты тоже не подписала кто есть кто.
— Вечером подпишу, пока помню, — я взяла табуретку и утащила ее в прихожую. С этой стороны антресолей торчала только елка и коробка с новогодними игрушками, а вот с другой как раз должны были быть свернутые листы ватмана с нашей выпускной стенгазетой.
Если выжили за столько лет. Моль ведь не ест картон?
— Хочешь, помогу с теми, кого сегодня не было? Я несколько лет назад заморочился и всех нашел.
— Да забей. Зачем? Имеет смысл помнить только тех, кто рядом… — пробормотала я, не задумываясь о своих словах.
А вот у Ильи стал очень задумчивый вид.
Ага, вон вижу пожелтевший уголок ватмана!
Я скинула туфли, запрыгнула на табуретку и потащила его на себя. С антресолей тут же попыталось упасть все остальное, но я была упорнее. Там еще были две картонные фигуры в полный рост — Анжелина Джоли и Брэд Питт, с которыми мы на выпускном по очереди фотографировались в обнимку. Их тоже доставать? Хотя бы для того, чтобы выкинуть, например
— Лови! — крикнула я Илье, сдергивая все сразу. Он подхватил и то, и другое, сложил их в коридоре и остался стоять рядом. Очень удачно, потому что я стала захлопывать дверцы и покачнулась.
Он мгновенно оказался рядом, подхватывая меня за талию.
Я бы удержалась. Точно удержалась бы. Что я, за свои тридцать с лишним пьяная не лазила никуда, что ли? Даже на каблуках.
Но расслабиться было так приятно. Позволить себе упасть в его руки.
Соболев осторожно снял меня с табуретки, но отпускать не стал, наоборот, прижал к себе сильнее.
Он был так близко. Рядом. Здесь, в моем доме. Это казалось нереальным — словно две параллельные прямые из учебника геометрии вдруг наплевали на все законы Евклидова пространства и дернулись друг к другу.
И — пересеклись.
Его губы были близко-близко, так что я чувствовала горячее дыхание.
Это был тот самый головокружительный момент, когда совершенно точно знаешь, что будет дальше.
Обычно его проскакиваешь на всех парах, торопясь туда, где ждет что-то яркое и сладкое. Но сейчас он длился и длился, дрожал на кончиках ресниц, в остановившемся вдохе.
Пока я сама не сделала крошечное движение навстречу, ломая сахарную корочку застывшего мгновения.
*****
Я пропустила весь целовальный период в школе. Те годы, когда еще никто и не мыслит о постели, когда бешено бьется сердце от того, что просто держишься за руки, когда поцелуи — главная часть свидания. Самодостаточная и сладкая.
Когда можно целоваться часами до опухших губ, до головокружения, до растворения друг в друге.
Вот это самое волнующее время с двенадцати до шестнадцати — я была одна. Ни единого свидания, никаких поцелуев, записочек, долгих разговоров по ночам.
Мой первый поцелуй был с Игорем — и он сразу хотел идти дальше. Потом, через пару лет, когда в институте я превратилась из куколки в бабочку и начала кружить головы поклонникам, поцелуи уже были просто частью прелюдии.
Кое-что никогда уже не вернуть.