Владек. Ты хотел, сукин сын, ее в лесу застрелить, чтобы не осталось свидетелей того, что вы натворили, да?
Рысек. Это Зигмунт приказал! Владек, добей меня, курва, не могу больше! Господи, как больно! Дора…
Владек. Я выстрелил ему в ухо. Все-таки одноклассник…
Рысек. Куда мы идем, Дора?
Дора. Никуда, Рысек, мы уже пришли.
Марианна. Что мы наделали, Владек?
Владек. А что нам было делать? Дать себя убить? Как эти твои евреи?
Марианна. Что же теперь будет?
Владек. Да ничего не будет. Спишут на партизан… Придется только спрятаться.
Марианна. С ребенком?
Владек. «Ничего, справимся». Я раздел Рысека до трусов и затащил в лес. Велосипед и форму бросил в Нарев. Сапоги и автомат спрятал на дереве. Мы вернулись домой, мать увидела Марианку, но ничего не сказала. Я тоже — ни слова. Запряг лошадь, положил в телегу кое-какую одежду, перину, одеяла, немного еды и денег. Переночевали мы у Зоськи.
Зоська. Что случилось?
Владек. Я объяснил что и как, попросил пустить нас на пару ночей, пока я не договорюсь с дальними родственниками.
Менахем. Я видел их и слышал весь разговор, но не показывался.
Зигмунт. Рысека нашли через два дня. Лисы обглодали ему ноги, руки, лицо. Говорили, будто его убили партизаны. Но жандармы застрелили мать Владека и сожгли их дом.
Владек. Я, понятное дело, не был на похоронах. Мы поехали к тетке в Конопки. Та увидела Марианку и даже на порог нас не пустила. Дядя, может, и разрешил бы, но его сын, староста, сказал, что отвечает за всю деревню. Я объехал почти всех родственников. Дальних, близких. Никто, ни один человек не согласился нам помочь.
Марианна. Мы ночевали в лесу, в оврагах, в бункерах вместе с крысами. Когда удавалось помыться — это был праздник.
Владек. Главное, что не голодали. У меня с собой были книги. Я читал вслух.
Марианна. У него была «Трилогия» Сенкевича. Дочитав до последней страницы, он начинал сначала. В одних и тех же местах смеялся, в одних и тех же плакал! Господи, я думала, с ума сойду! Просила, умоляла: «Владек, давай я тебя английскому научу, пока есть время. Или бухгалтерии. Ведь кончится же когда-нибудь война».
Владек. Это мысль. Английский. После войны уедем в Америку.
I speak English.
You speak English.
He speaks English…
Марианна. Через двадцать минут он засыпал.
Владек. Ну нет у меня способностей к языкам.
Зоська. Олесь потребовал, чтобы я нажарила ему рыжиков с луком. Наелся, живот вздулся, и он умер. Ну и пошли слухи, будто я его отравила.
Менахем. Я перебрался из коровника в хату и прятался теперь там. Вот было счастье!
Марианна. Роды начались в бункере.
Владек. Я принимал роды. Боже! Я знать не знал, что надо делать!
Марианна. Я рожала и говорила ему, что делать. Хотя сама ничего не знала.
Владек. Я старался, как мог, но ребенок умер.
Марианна. Это была девочка. Прелестная. Здоровая.
Владек. Умерла через несколько часов. Может, оно и к лучшему — втроем мы бы не выжили. С маленьким ребенком? Да никогда.
Марианна. Я думаю, он ее задушил, пока я спала.
Владек. Мы похоронили ее в лесу.
Марианна. Под именем Доротка.
Владек. Когда война закончилась, мы вернулись на мельницу. Мой дом сожгли немцы.
Марианна. Все было разграблено, сломано, испоганено, даже деревья в саду выкопаны.
Владек. Каким-то образом удалось запустить мельницу. Чудом. Конечно, с русской турбиной она работала не так, как с довоенной, швейцарской, но все же. Однажды пришел Зигмунт. Принес литр водки.
Зигмунт. Мир!
Владек. Мы же одноклассники — выпили и помирились.
Зигмунт. Обо всем условились — чего не касаться, о чем не говорить.
Владек. Главное, чтобы Марианка была в безопасности, верно, Зигмунт?
Зигмунт. А как же! Чтобы никто не смел ее обижать! Никто!
Владек. На следующий день я сказал Марианке, что война закончилась и она свободна. Может уйти, если хочет. Но Марианка заявила, что никуда не пойдет, потому что перед Богом и перед людьми она — моя жена и все тут.
Марианна. Вот только детей у нас больше не было.