Ольде не хотел торопиться. Его интересовало, как часто встречались Урмет и Алликмяэ, на какие темы разговаривали и даже где именно виделись. Когда очередь дошла до Валли Алликмяэ, Ольде достал из ящика стола листок бумаги и положил его перед Урметом.
— Это вы писали, да?
Действительно, это он писал. Толстым красным карандашом. Но как его частная рекомендация оказалась тут, в строгом кабинете Ольде? Как странно, когда бумажка превращается в официальный документ! Конечно, теперь это документ, за который придется отвечать. Неужели Валли что-то натворила? Какая-нибудь крупная неприятность? Тогда, сидя в секретариате, он писал записку, не думая ни о чем, кроме устройства дальнейшей жизни Валли. Когда Ирена, вернувшись как-то вечером, сообщила, что в редакции освободилось место технического секретаря, Урмет тут же позвонил редактору, но оказалось, что тот уехал на пленум какого-то сельского райкома партии. Утром тоже Урмету не удалось дозвониться к редактору ни домой, ни в редакцию. Опасаясь, что за текущими делами он забудет об этом столь важном для Валли деле, Урмет по дороге на работу зашел в редакцию и оставил там в конверте записку, которую теперь было странно и даже жутко читать:
«Мартин!
Ты, наверное, знал Вяйно Алликмяэ, так трагически погибшего. Речь идет о его жене, Валли Алликмяэ, которой сейчас по понятным причинам трудно устроить свою жизнь. Я слышал, что у тебя освободилась маленькая должность для такой женщины, как Валли. Насколько я знаю, она хорошо справится с канцелярской работой. Если ты еще не взял никого на это место, обязательно прими ее. Головой ручаюсь — не пожалеешь. Валли добросовестный работник, очень честный и сердечный человек. Она сегодня до обеда зайдет к тебе.
С приветом и лучшими пожеланиями
Эйно».
Конечно, это написал Эйно Урмет, причем ему и в голову не могло прийти, что когда-нибудь у него станут допытываться, почему он так написал.
— А что, собственно, случилось?
— Случилось то, что предатель родины Вяйно Алликмяэ предусмотрительно пустил себе пулю в лоб, инсценировав, конечно, довольно неумело, несчастный случай. А вы пристраиваете жену этого «друга» на работу в ответственный сектор.
Словно удар парового молота по голове.
— Вяйно Алликмяэ?
— Да, этот ваш большой друг.
— Но откуда я мог знать, что он сам...
— Вы не знали. Но неужели вы ни разу не подумали, что с человеком произошло сомнительное несчастье? Очень сомнительное.
— Перед тем он был сильно пьян...
— Пьян! Вы занимаете ответственную должность, Урмет, и вы не первый день в партии. Как вы могли так бездумно обойтись со своим словом ответственного работника? Мало того, в первую ночь после происшествия вы почему-то прятали жену Алликмяэ в своей квартире. Почему?
— Я не прятал. Надо же понимать...
— Что? Что надо понимать?
— Она была в таком состоянии, она боялась...
— Чего она боялась?
Урмету вспомнилось утро в квартире Алликмяэ, вспомнился телефонный разговор, во время которого ему задали точно такой же вопрос. Теперь, много дней спустя, страх Валли показался еще менее оправданным.
— Видите ли, Урмет, вы даже не подумали о том, что в подобных случаях производится расследование на месте происшествия.
— Да, но мы все были так потрясены... Утром я позвонил...
— Утром. Вот то-то и оно, что утром. Никто не знает, о чем вы говорили с Валли Алликмяэ в ту ночь. Ну ладно, вряд ли это теперь сумеют выяснить и в другом месте. Но факт остается фактом. Валли Алликмяэ провела ту ночь в вашей квартире.
— Могу я узнать, в чем конкретно состоит вина Вяйно Алликмяэ? — спросил Урмет, пытаясь собрать все свои душевные силы.
— Ну вот, только теперь заинтересовались. Этот негодяй передал за границу секретные сведения.
— Невозможно поверить.
— Невозможно, потому что вам это не нравится. А теперь пройдемте сюда в приемную, я дам вам бумаги и вы напишете объяснение.
— Какое объяснение? — Впервые за всю свою самостоятельную жизнь Урмет почувствовал полную беспомощность.
— Вы объясните в письменной форме, из каких соображений вы после самоубийства Алликмяэ взяли под свою особую опеку его жену. Ваше счастье, если партия сочтет это объяснение заслуживающим доверия. А если не сочтет, тогда...
Оставшись один в залитой солнечным светом комнате, где кроме двух стульев и столов ничего не было, Урмет долго сидел перед белым листком бумаги, не в состоянии пошевелить даже пальцем. На улице шумели автомобили, где-то разгружали доски, где-то ворчал мотор лебедки, с крыши дома напротив кровельщики срывали проржавевшее железо. Весь мир вокруг, казалось, населен беззаботными людьми — у каждого своя цель, у всех полезная работа и деятельность. И Урмет к этому времени уже миновал бы Пайде и мчался бы в Тарту, чтобы организовать распределение молодых учителей к будущей осени. Какими далекими стали вдруг все эти дела и какими незначительными казались они в сравнении с тем, что пережил он сейчас тут. Наверное, в Тарту поехал кто-то другой, — ведь жизнь не может остановиться, если один человек выбывает.