Внизу поблескивало озеро Юлемисте.
Пальтсер засовывал газеты и журналы в портфель, замки которого едва закрывались. Время еще есть. Нет смысла вставать с места, пока пассажиры, сидящие сзади, не получат свои плащи и чемоданы. В том числе и этот седеющий соседушка по парте. Черт, ведь могло случиться, что им попали бы места рядом! Он, наверное, думает, что на него все еще обижены из-за того вечера... Наверное, думает, что Пальтсер тоже считает себя так называемой жертвой культа личности, что он тоже всплыл теперь на поверхность с намерением получить по счетам все, что ему задолжали. К черту! Пусть думает что хочет. Пальтсер всегда сознавал, что он такое в водовороте классовой борьбы. Он надеется и в дальнейшем сознавать, что он лишь пылинка во вселенной, пылинка, наделенная чувствующим сердцем и довольно экономно устроенным разумом. Да, одноклассник сказал тогда довольно верные слова. Точнее — правильные слова более или менее ко времени. Если бы он тогда рискнул говорить и поступать неправильно с точки зрения общей, то дружба, конечно, сохранилась бы, сегодняшний полет оказался счастливым совпадением и выходить из самолета можно было бы без всяких затруднений. Но люди не всегда хозяева своей эпохи. В большинстве случаев они — выразители своего времени.
Колеса коснулись гладкого бетона посадочной полосы.
Урмет поднялся сразу, как только движение замедлилось.
— Торопитесь вы, однако, — усмехнулся адмирал.
— Всегда в первых рядах, — попытался отшутиться Урмет, в то же время мысленно ругая себя. Нельзя же выйти раньше, чем самолет остановится и подвезут трап.
Самолет сделал резкий поворот и взял направление к зданию аэровокзала. Только теперь пассажиры задвигались, стали подниматься.
Во время поворота Пальтсер попытался увидеть, встречают ли его Айта и Иво, но это ему не удалось. Два любимых существа, ради которых он готов немедленно броситься к двери. Но сейчас нужно было сдержаться и выйти из самолета последним.
— Таллин. Вы что, собираетесь остаться в самолете? — спросила Пальтсера его соседка, москвичка в большой соломенной шляпе, одетая вообще слишком нарядно для путешествия. Эта навязчивая дама уже в самом начале рейса, увидев в руках соседа специальный журнал, убедилась, что он физик. Но только между Великими Луками и Ригой она узнала, что поддерживать разговор ее вежливому соседу мешало не столько слабое знание русского языка, сколько специфичность языка физиков: сами-то они друг друга понимают, но лишь некоторым из них удается перевести свой диалект на обычный человеческий язык.
А теперь уже можно подняться с места.
Но какой смысл был в его ожидании, если... Того, другого, тоже пришла встречать жена. Эге-ге! Там стоит Ирена. А карапуз уже на руках отца. Ах, чего там! В этой заваренной женщинами каше всего одна ложка неловкости — можно справиться.
— Наконец-то и ты появился, — услыхал он на фоне общего шума самый приятный для него в мире женский голос.
— Куда же я мог деться?
— Что ты сделал со своей шляпой? Поля обвисли...
— Вчера в Москве попал под дождь.
— Слава богу, что хоть не за границей. Но и здесь на это будут обращать внимание.
— А, ерунда! Дома все в порядке?
— Конечно, конечно, Вамбо-проказник.
Иво, по примеру своего нового друга, пытался взобраться на руки к отцу. Ведь и его отец прилетел на том же самолете.
— Здравствуй, Ирена!
— Здравствуй. Давно не виделись. У тебя была интересная поездка.