Ирис, Ирис, твой отец расстрелян.
Каарел Рехи вовсе не был фигурой из доисторических времен. Он был живым. Старая кепка, пыльный пиджак, на коленях заплаты другого цвета, резиновые сапоги с отогнутыми краями голенищ — таким он приходил с работы.
Это было весной 1939 года, после экзаменов, во время специальной недели «учений по обороне государства». Гимназисты ехали домой из школы на велосипедах. На развилке, где Вамбо Пальтсер должен был свернуть, остановились, чтобы закончить спор. И тут Эйно заметил на крыльце дома Нарусков девушку в красном платье, играющую с котенком. Кто она, эта ослепительно красивая девушка? У Нарусков только два сына, один работает где-то в порту в Таллине, второй отбывает воинскую повинность. О других родственниках в поселке ничего не было известно. Незнакомая девушка время от времени поглядывала через изгородь. Вамбо ничего не заметил и занес уже было ногу над рамой велосипеда. Но теперь только Эйно и охватил по-настоящему азарт спора. О чем они могли тогда спорить? Возвращались со стрельб из тира — видимо, о чем-то связанном с траекторией и деривацией.
Тут-то он и пришел. Пыльный пиджак, резиновые сапоги с отвернутыми голенищами. Девушка выбежала к калитке ему навстречу, подхватив котенка на руки.
— Папа, посмотри, какой у меня хорошенький котенок!
Мужчина провел своей грубой рукой по темным волосам дочери.
— Где ты его взяла?
Голос был низкий и мужественный.
— Подумай, та страшно толстая женщина из зеленого дома напротив дала его мне!
«Страшно толстая женщина» была жена известного в поселке пьяницы, сапожника Охтрооса. — Теперь ты должна о нем заботиться, — сказал отец, погладив котенка.
— Ну конечно! Пойдем ужинать, я сварила мировой суп. А Интсу дала молока. У него такой хорошенький розовый язычок... Пойдем.
Они вошли в дом. Чистая, светлая девушка и ее высокий запыленный отец. Был чудесный теплый вечер. В поселке расцветала сирень.
Не прошло и полных трех лет, как этому мужчине сказали, что он приговорен к смерти, что его убьют из-за слов, которые какой-то журналист напечатал от его имени.
Новеньких в поселке узнают быстро. Эйно хорошо помнил, как вскоре мать рассказывала отцу о жильцах Нарусков. Фамилия мужчины, прибывшего на место каменотеса, — Рехи, он не вдовец, а разведенный. Говорят, жена не выдержала бродячей жизни дорожного рабочего и осталась там, где они жили раньше, в городе Валга. Сошлась там с каким-то железнодорожником, пока строитель дорог искал себе работу. Жаль ребенка, бедная девочка.
— Почему бедная? — неожиданно спросил Отто Урмет. Для Эйно, читавшего в другой комнате книгу, вопрос прозвучал совсем неожиданно: отец никогда не принимал участия в обсуждении сплетен, ходивших в поселке. Обычно он продолжал заниматься своим делом — читал какую-нибудь книгу или журнал, пока мать рассказывала местные новости. Только порой вопросительным «да?» он давал понять, что мать не со стеной разговаривает. То, что на этот раз отец нарушил свое солидное молчание, казалось удивительным. При этом отец не ограничился только вопросом, а строго оборвал причитания матери:
— Если ребенок сумел выбрать между двумя взрослыми людьми, то, конечно, выбрал того, кто прав. Отца выбирают реже. Следовательно, этот каменотес добрый человек.
Как много хорошего говорила об отце Ирена! О матери она не упоминает. На письмо из Валга ответила тремя строчками, и после этого писем оттуда больше не было. Все детство связано у нее с отцом. И именно его Ирена потеряла. Расстреляли. А перед тем, наверное, приказали разуться и раздеться.
Как ей сказать об этом? Она начнет винить себя, начнет выдумывать разное и непременно потеряет сон. Может снова заболеть. Опять больница, санаторий... В Крым она не поедет, против Крыма у нее предубеждение, это известно.
А в сорок первом году, в начале летних каникул ей очень хотелось туда ехать. Ой, как хотелось! Она единственная из учеников средней школы в Вана-Сиркла получила путевку в Артек. Секретарь школьной комсомольской организации нисколько не считал неудобным добиваться ценной путевки именно для Ирены Рехи. Влюбленные взгляды девушки тут ничего не значили, хотя Элли, с ее ядовитым языком, не обошлась без намеков. Здесь принималась во внимание успеваемость и пионерская работа.
Какой веселой садилась Ирена в таллинский автобус тем воскресным утром!