С какой удивительной ясностью могут иногда возникать в памяти некоторые эпизоды прошлого, казалось бы, навсегда исчезнувшие в дымке времени... В школьном коридоре Ирена пьет воду из-под крана. Позади она слышит веселый вопрос рыжеволосой Элли: «Эйно, ты уже примерял свой офицерский мундир?» Отвечает самый приятный в мире голос: «Сегодня вечером репетиция в костюмах». И снова Элли: «Придем посмотреть». Что ей! Она придет — и все. Ее интересует костюм. А каким образом могла бы прийти посмотреть репетицию девочка из младшего класса — этого и сам бес не придумает.
Отец дома, читает газету.
— Куда это ты еще?
Ему можно сказать, что на исторический кружок или в гимнастическую группу. Но в школьной столовой идет шахматный турнир. Одни мальчишки. Даже соседка по парте, Айта, тогда еще не должна была знать величайшую тайну, хотя вдвоем было бы куда удобнее пробираться. К счастью, зал в глубине не освещен. Около шведской стенки сидят гимназистки — Элли и ее подруги. Если учительница Тааль их не выгнала, вряд ли она заметит одну девочку поменьше, которая прячется за складками занавески. Да учительнице и некогда оглядываться, она что-то объясняет высокому парню в овчинном тулупе; имени его стоящая у окна девочка не знает и узнать не может, потому что учительница Тааль называет парня по его роли — Бернхардом Рийвесом. Красивый офицер — его имя Ирена знает уже давно — играет великолепно. Все реплики его звучат свободно и очень убедительно. Зря велит ему учительница Тааль вынуть руку из кармана. Офицер может держать ее в кармане из высокомерия перед крестьянином. И чего этот крестьянин, этот неуклюжий парень, так неудачно подчеркивает слова? Как-то деревянно, даже фальшиво. Маленькая зрительница, пробравшаяся на репетицию, чувствует фальшь, она хочет вмешаться, прервать репетицию, но вместо нее это уже делает учительница Тааль. Вот именно! Неужели парень действительно не может представить себе, в каком положении находится изображаемый им человек?.. Рийвесу грозит расстрел, а парень реагирует на это так, словно ему хотят записать замечание в дневник. Позже маленькая театралка признается своей соседке по парте, что ходила смотреть репетицию, что офицер очень хорош, но что Бернхард Рийвес все портит.
Последняя часть концерта затерялась где-то среди воспоминаний.
— Просто восхитительно, — сказала Айта под шум аплодисментов. — Какая техника!
Ирена хотела признаться, что и не слушала музыку, но вдруг с изумлением уставилась вверх на балкон.
— Что с тобой?
— Посмотри наверх! Видишь около второй колонны темноволосого мужчину?
— Кто это? Я его не знаю.
— Верно, ты ведь не видишь так далеко. Я своим глазам не верю. Не выдумала же я его...
Молодой темноволосый мужчина с покрасневшим лицом безучастно следил за аплодирующим залом и не замечал двух пар глаз, устремленных на него. Еще немного — и их взгляды встретились бы, но в этот миг пианист снова вышел на сцену поклониться и принять цветы. Теперь и равнодушный молодой человек на балконе зааплодировал вместе со всеми.
У любви школьных лет есть свои законы. Влюбленная боготворит в своем возлюбленном все. Глаза, лицо, фигуру, голос, походку и даже его одежду и вообще принадлежащие ему предметы. Среди ее полных света и тепла представлений имеет свое определенное место и самый близкий друг любимого: он, как луна, сияет отраженным светом.
— Так кто же это? — Айта уже вернулась с небес музыки и снова стояла на земле.
— Подожди! Пойдем к лестнице левого балкона, он должен спуститься там. Идем скорее, Вот интересно! Просто сюрприз!
Он спустился по лестнице в шумящем людском потоке и, конечно, оказался именно тем, за кого его приняли. Здоровый цвет лица, черные как смоль волосы. Но костюм такой поношенный и измятый, что всякий таллинец держался бы подальше от залитых светом залов. А этот молодой человек не чувствовал, видимо, ни малейшей неловкости. На его спокойном лице отразилось совершенно искреннее изумление, когда вдруг внизу его приветствовали, назвав по имени. Открытое и необыкновенно красивое лицо приветствовавшей его женщины оказалось ему знакомым. И вторая, полная, высокая блондинка в темно-зеленом платье, безусловно относилась к числу знакомых. Обе улыбались, как озорные школьницы. Но вот беда — он никак не мог вспомнить, в какой период жизни он встречался с этими молодыми женщинами, которые так хорошо его знали.
— Очень неудобно, но я... — пробормотал он в замешательстве.
— Айта, мы должны представиться.
— Похоже, что так.
— Может, ты вспомнишь, Вамбо Пальтсер, как две пионерки в Вана-Сиркла упрашивали тебя, чтобы ты придумал грандиозный план работы для их технического кружка.