Ирена не разрешала гостям хвалить ее за уютный вид квартиры.
— Автор не я, — говорила она обычно.
Когда Эйно учился в Москве, Ирена жила совсем по-холостяцки. Все убранство в доме появилось позже, в основном тогда, когда Ирена находилась в больнице и санатории, а за хозяйку оставалась мать Эйно. Больше всего Ирене понравились стенные шкафы и устроенная в бывшей комнате для прислуги крохотная кухня с электрической плитой. Жалобы ее вызывало только отопление, вернее истопник, который в хмельные дни чуть ли не замораживал трубы, а потом натапливал с удвоенным усердием.
Сегодня тоже в квартире оказалось слишком тепло. Вернувшись вечером домой, Эйно сразу же открыл окна в обеих комнатах. Ирена боялась холода, но, как заметил Эйно, жару, особенно в доме, переносила еще хуже. Он был уверен, что к возвращению жены успеет освежить воздух в квартире. Но едва он успел сменить костюм на домашние брюки и блузу, как услышал, что в переднюю входят люди. В первый момент он нахмурился, но тут же вспомнил, что должен был сообщить неприятное известие, и вздохнул облегченно. Значит, сегодня можно отложить.
Ирена, в своей козьей шубке и шапке, появилась в дверях. Глаза ее еще слезились от ветра, но на лице играла лукавая улыбка.
— Не выходи! У меня есть для тебя такой сюрприз, что ты только ахнешь!
— Кто там? Я как будто слышал голос Айты.
— Айта и еще один человек. Возьми на всякий случай стул, не то еще упадешь на пол, когда увидишь. Минуточку! Сейчас! Подожди здесь!
Она быстро отступила в переднюю и вскоре втолкнула в комнату Пальтсера. Лицо его было свекольно-красным от ветра.
— Узнаешь этого человека?
— О-о, Вамбо, ты?
Эйно действительно удивился, но к этому изумлению примешивалась скрытая неловкость.
Мужчины пожали друг другу руки, отметив обстоятельство, которое и так хорошо было известно обоим: они давно не виделись. Да, они не встречались с последней школьной весны. Как-никак, двенадцать лет. Собственно говоря, в этом доме о Вамбо даже не было речи. Эйно ничего о нем не знал, как и о многих других одноклассниках. Из-за перегруженности работой он проявлял гораздо меньше интереса ко всему связанному с юношескими годами, чем его жена. Ирена больше и точнее его знала, как живут теперь их бывшие однокашники.
— Мужчины пусть посидят, а мы с Айтой образуем бригаду, — с жаром объявила хозяйка. — Если в дом неожиданно приходят гости, а у вас действительно нечего подать на стол, спуститесь в погреб, возьмите холодную жареную телятину...
— Нарежьте ее ломтиками и так далее, — вставила Айта, которую наконец полностью захватило настроение этой импровизированной вечеринки. — Вот вам пример, как удачное поучение, опубликованное в свое время в печати, стало фольклором. Во всяком случае, для одна тысяча девятьсот голодного года это была вполне удачная шутка.
— И сейчас тоже, ибо у меня в погребе нет телятины по той простой причине, что нет погреба. Но кое-что я, товарищи, обещаю и гарантирую. Идем, Айта! А ты, Вамбо, в это время помалкивай, ладно? Только задавай вопросы предыдущему оратору.
— Да у меня и не о чем...
— Но-но! Расскажешь позже, когда и мы будем сидеть здесь. А сейчас слово предоставляется товарищу Урмету, он. сделает краткий обзор... Ну, одним словом, сделает обзор.
Эйно нравился щебет жены — после ее выздоровления он снова слышался часто.
Но сегодня ее шаловливость причиняла ему прямо-таки физическую боль. Приходилось как-то скрывать это. Сегодня, на ночь глядя, нельзя взвалить на нее всю тяжесть трагической вести. Пусть будет весела и спокойно проспит ночь. Утром люди сильнее.