— Не кипятись зря. Я не за тем сюда пришел.
— А за чем же тогда?
Пальтсер воткнул в пепельницу недокуренную сигарету, и поднялся.
— Вамбо, поверь, я не знала... — Ирена хотела встать, но вдруг прикрыла глаза рукой и сгорбилась в кресле.
— Ну конечно, Ирена, верю, я же не дурак.
Уходя, он нечаянно загнул угол ковра, но этого никто не заметил. Эйно Урмет поднялся вместе с Айтой. Та, проходя мимо, положила руку на хрупкое плечо Ирены и торопливо прошептала, что она тоже уходит, что она идет вместе с Пальтсером. Молодая хозяйка только кивнула головой, не отнимая руки от глаз. Она слыхала, как в передней надевали пальто. Казалось, это требует много времени. Гости не простились или же попрощались так тихо, что в комнате не было слышно. Эйно пришлось спуститься вниз, так как парадную дверь всегда держали запертой. Он вернулся удивительно быстро, бросил ключи на подзеркальный столик и деловитым шагом вошел в комнату.
— Ирена, я понимаю твое состояние, но иначе нельзя было. Не сердись на меня.
Сердиться? Как странно может звучать слово в некоторых случаях! Сердиться! Произошла катастрофа, а тут говорят — не сердись. Конечно, находясь в состоянии крайней подавленности, можно и чуть-чуть сердиться, но это чувство невозможно различить, как нельзя различить занавеса в кромешной тьме.
— Хотя его пригласила ты, — продолжал муж, усаживаясь на прежнее место, — по сути дела он все-таки был моим гостем. Да. Когда-то он был моим другом. Странно, что ты еще так мало меня знаешь. Ты даже не отвечаешь мне. Так слушай же: я не пойду ни на какой компромисс с тем, кто в решающий момент оказался на стороне фашистов.
После долгого мучительного молчания он прибавил, словно ставя точку:
— Друзей объединяет общность идей.
Ирена поднялась и, даже не удостоив мужа взглядом, подошла к столу, переложила там на другое место некоторые книги, сунула в папку исписанные листки. Ее движения казались машинальными. Урмет следил за женой с нарастающим беспокойством.
— Ирена, послушай, что я тебе скажу!
Почему-то считается, что женщины любопытнее мужчин. Сейчас худенькая, изящно сложенная женщина упрямо доказывала обратное. Она даже не повернула головы в сторону мужа, не выказывала ни малейшего интереса к тому, что ей настойчиво хотели сказать. Она сама заговорила очень тихим голосом.
— Пальтсер — настоящий человек. Ты бы мог исправить несправедливость. Мог бы поговорить с министром. Если это не поможет, надо пойти в ЦК. Пальтсер должен окончить университет.
Только представить себе — Урмет, идущий в ЦК по такому вопросу! Постыдно и, главное, — абсолютно против его убеждений! Как может жена требовать от мужа такое?
— Ты все еще меня не поняла.
— Если у тебя не хватает смелости заступиться за него, тогда пойду я...
— Тут дело не в смелости, а в убеждениях. Открыть Пальтсеру дорогу в университет, а оттуда в какое-нибудь научно-исследовательское учреждение было бы огромной ошибкой. Трудно даже предусмотреть заранее, какой ущерб может нам нанести подобная личность в каком-нибудь важном деле. Он не наш человек. Как же я могу, вопреки своим убеждениям, отстаивать его? Я никогда не был идейной проституткой и не собираюсь ею становиться, даже по твоему желанию. Неужели ты серьезно хочешь, чтобы я стал негодяем, для которого нет ничего святого, который из-за какого-то знакомства, из-за каких-то прежних связей опускается до беспринципности?
Ирена вышла в переднюю и быстро надела шубу.
— Куда ты? — Урмет подошел к двери.
— На улицу.
— Уже десять часов. Я пойду с тобой.
— Я не хочу, чтобы ты шел.
Телефон в комнате настойчиво прозвенел несколько раз. Междугородная. Очевидно, старики, они обычно звонят в такое время.
— Подожди минутку!
Ирена не стала ждать. Она заперла своим ключом дверь снаружи, словно в квартире никого не осталось.
Айта была еще в том же платье. Она чувствовала, что Ирена придет. Та, не снимая шубы и шапки, присела у письменного стола, заваленного стопками тетрадей и книгами, взяла развернутый номер газеты «Сирп я вазар», будто собираясь читать. Но тут же оказалось, что у нее совсем другие намерения.
— Я бы выпила какой-нибудь дряни, от которой можно опьянеть.
Айта села на широкий диван, дотронулась рукой до колена Ирены и, как бы взывая к здравому смыслу, сказала:
— Разве это поможет?