Обладатель мундира, привыкший к победам на женском фронте, впрыснул Айте солидную долю антипатии к мужчинам. Поэтому ее изумила резкая перемена, происшедшая в последние дни в ее душе. Из всех знакомых самым красивым мужчиной Айта считала Урмета. Но Урмет был красивой вещью, которая принадлежала подруге, он не будил в девушке и тени греховных чувств. Однако в вечер ссоры эта красивая вещь обрела самостоятельную жизнь, она превратилась в опасного человека с неприятным характером. Все в нем оставалось корректным. Чистый костюм, чистый пуловер, обтягивающий торс, светло-каштановые волосы с натуральным блеском. Но это лицо с красными пятнами! И взгляд, которым он мерил Вамбо! Вамбо сначала вел себя с такой теплотой и простотой. Потом пытался скрыть свое смущение веселостью, которая получалась не очень-то естественно. Бедняга, что еще ему оставалось!
И все же — какой обаятельный человек!
Айта думала о Вамбо. Вернее, это была попытка отогнать мысли о Вамбо, высмеять их, ведь не могла же одна случайная встреча дать основание для далеко идущих выводов.
И все-таки... если пытаешься отогнать мысли от чего-то, если стараешься не думать о чем-то, более того — пытаешься высмеять эти мысли, то... что же это такое, уважаемая учительница биологии? Не есть ли это постоянное кружение мыслей вокруг одного и того же пункта?
В неожиданном приходе подруги, в ее нетерпеливом желании найти Вамбо было нечто похожее на перст судьбы. Здесь случайность оказывалась у самых ворот закономерности, причем внешне все выглядело совершенно невинно. Прихорашиваясь в передней перед выходом, Айта незаметно для себя чуть слышно напевала тему судьбы из Пятой симфонии Бетховена.
Общежитие, адрес которого они узнали в справочном бюро, потрясло обеих, особенно Ирену, привыкшую к уюту собственной квартиры. Дома старого города в Таллине, с их островерхими крышами, грузными порталами и узкими, пробитыми в толстых стенах окнами, могут нравиться туристам и тем таллинцам, которые сами в них не живут. Под жилье эти дома уже не годятся. Вестибюль (пол из серых потрескавшихся известняковых плит, выкрашенные темно-коричневой краской панели и густой запах плесени) был достаточно просторен, но из-за царившего в нем полумрака казался удушающе тесным. Широкая каменная лестница, ведущая на второй этаж, наверно, не убиралась уже несколько недель, на ступенях валялся всяческий мусор. В длинном, узком коридоре, освещенном одинокой лампочкой, спутницы, только что так храбро вошедшие в дом, остановились, беспомощно озираясь. Темно-коричневые двери по обеим сторонам коридора вели в комнаты, но только на двух-трех из них виднелись написанные мелом номера. Из комнат доносились мужские голоса, в конце коридора насиловали гармонь, где-то рядом стучали костяшки домино.
— Я не решусь войти, — жалобно произнесла Ирена, ища в муфте носовой платок. — Действительно ли он тут живет? Вдруг…
— Раз уж мы пришли... — бодрым голосом сказала Айта.
— Как хорошо, что ты со мной. Там мужчины... Кто знает, как они одеты, вернулись с работы и... Знаешь, подождем немного, может, кто-нибудь выйдет, попросим, чтобы позвали Вамбо. Боже, и как тут можно жить!
Вскоре из одной двери действительно вышел плешивый пожилой мужчина в калошах, надетых прямо на шерстяные носки. Белые завязки кальсон волочились из-под коричневых неглаженных штанин, как мышиные хвосты. В руках мужчина держал зеленый чайник. Ирена, как воробей, порхнула к направившемуся в конец коридора мужчине — тот остолбенело остановился. Недоверчивый взгляд сразу же смягчился и потеплел, когда выяснилось, кого спрашивают. Пальтсер как раз недавно ушел. Заметив на лицах женщин разочарование, мужчина тут же добавил, что скорее всего Пальтсер пошел в библиотеку.