Разве у тех, что остались лежать в лесу, не было невест, родителей, братьев, сестер или просто добрых знакомых? Большинство из этих людей, наверное, еще живы, и они все помнят, хорошо помнят и, конечно же, под своим углом зрения. Как же иначе! Их Альфред, или Харри, или Вамбола, или Лембит пал в лесу от руки красных, и подумать только, какое несчастье — за несколько часов до прорыва немцев! Если им теперь сказать, за что так безжалостно перебили тех в лесу, они, конечно, будут вынуждены признать факт, потому что труп секретаря, вытащенный под сиреневый куст, видела своими глазами половина волости. Но ведь не обязательно именно их Альфред, или Харри, или Вамбола, или Лембит сделал это! Парни из истребительного батальона должны были сначала выяснить конкретно, кто убил парторга, кто председателя, а кто бил девушку. Почему же сразу каждому пулю? Какая несправедливость! Велосипедная цепь могла находиться в руке только одного человека. Никогда не мог сделать ничего подобного их Альфред, или Харри, или Вамбола, или Лембит, они, покойнички, мир их праху, никогда и мухи не обидели. Такое мог сделать Виллем Рая, этот пьяница и драчун. Его и только его следовало судить.
Звучит достаточно гуманно, и подход к человеку дифференцированный, как теперь требует эта учительница биологии, кистерская дочка. Приходится в силу необходимости допускать к работе всяких учителей. Но почему именно такая сумела пристроиться к Ирене? Дифференцированный подход к людям! Всемером подкрались убийцы к волисполкому, убили двух отчаянно сопротивлявшихся мужчин и излили остаток своей злобы на беззащитную девушку, у которой тоже, наверно, были родители, близкие родственники и, конечно, этот парторг...
В фашистских ордах могли оказаться сотни тысяч насильно мобилизованных мужчин, которые на протяжении всей войны ни разу не выстрелили в нашего солдата. Но благодаря им были заполнены все седла мотоциклов и все места в кузовах машин. С неукомплектованными дивизиями немецкие генералы не осмелились бы начать наступление на наши города, так же как Виллем Рая не отважился бы в одиночку напасть на волисполком.
При чем здесь чистые глаза? Надо спрашивать без всякого либерализма: на чьей стороне ты был в то время? Какие силы ты поддерживал физически и морально? В чьих интересах использовал ты свою микроскопическую силу в этой битве миллионов? Ведь в конечном итоге недавняя борьба миллионов состояла из борьбы отдельных микроскопических частиц... и у каждого свои глаза!
В душе Урмета кипел праведный гнев. Ему стало жарко в толстом пуловере, он с удовольствием снял бы пиджак, но охотнее всего он сейчас поспешил бы домой, чтобы продолжить разговор с женой.
Вместо этого министр после окончания собрания попросил его в свой кабинет, уже убранный и проветренный. Для Урмета накопилась целая куча срочных заданий. Обсуждение их не заняло бы много времени, но министр поинтересовался состоянием здоровья отца Урмета. Едва ли это была пустая вежливость, ибо сухощавый человечек с желтоватой кожей отнюдь не казался беспечным в отношении своего собственного здоровья и возраста. Замечание Урмета об уходе отца на пенсию вызвало долгие рассуждения насчет опасностей, о которых не должны забывать люди, привыкшие к работе, решаясь на подобный шаг. Да, люди могут проявлять искренний интерес к чужой жизни, если ее обстоятельства в какой-то мере задевают их или напоминают им о них самих.