— Айта Плоом, обабившаяся старая дева, сошла с ума.
Дверца шкафа тихонечко закрылась, шторы скрыли лунный свет, и унизительный осмотр был признан законченным. Надо спать. Что с того, что комната слишком натоплена, а на улице под торопливыми шагами поздних прохожих снег похрустывает как соль. Надо выбросить дурь из головы и уснуть. Трезвый ум должен наконец оборвать череду воображаемых кадров нелепого тревожащего фильма.
Лицо у тетки было до тошноты приторное, когда она вечером сообщила, что какой-то молодой человек спрашивал Айту Плоом. Невысокий, но и не низенький. Довольно веселый и немножко смешной, и держался весьма интеллигентно, хотя пальто у него сильно поношенное, а на ногах солдатские ботинки. Стало быть, Вамбо Пальтсер приходил к Айте, а она в это время сидела в доме своего ученика и беседовала с его несчастной матерью.
Айте пришлось приложить немало усилий, чтобы скрыть от тетки свое возмущение. Ведь чего проще было сказать: «Приходите завтра после обеда, обычно в это время Айта дома». Точно она не знает, что в субботу вечером племянница почти всегда дома! Она моет и убирает, принимает ванну и слушает музыку и, выбрав книжку себе по вкусу, отдыхает после утомительной недели, проведенной в стенах школы.
Желание увидеть Вамбо Пальтсера и поговорить с ним выросло за вечер в какое-то страстное стремление. Слишком близка была возможность встречи, но на повторение не приходилось рассчитывать с полной уверенностью. Заходил Вамбо — в этом Айта не сомневалась. Во-первых, совпадало описание внешности, а во-вторых, ему, конечно, сказали, что его искали две девушки. К Ирене Пальтсер не пойдет, возможно, не пойдет к ней никогда. Он пришел к Айте и поступил правильно. Он, наверное, и не догадывается, как сердечно, как тепло сумеют тут принять одинокого, всеми покинутого человека.
Трезвый разум — нелегко ему прийти и проложить дорогу сну, если комната противно натоплена, если за окном слышны шаги по обледенелому тротуару, а стук изредка хлопающей парадной двери действует на покрытое простыней пылающее тело, как удары током.
Утром перед первым уроком ни у кого не было времени заметить, что Айта Плоом не в себе. Но в первую же перемену это стало явным. Опершись спиной о полки, она стояла напротив беседующих коллег и должна была ясно слышать, как учительница Салумаа говорила измученной насморком Лээвак о значении витамина «С».
— А вы знаете, — говорила Салумаа своим звучным альтом, — что витамин — это вещество, которое сделает вас больной, если вы его не едите.
И тут же, повернувшись к Айте, спросила:
— По-моему, так сказал ученый, открывший витамин «С»? Как же его фамилия?
— Витамин «С»? — переспросила Айта, сделав вид, будто все время принимала участие в разговоре о насморке. — Сент-Джоржи, хотя я не уверена, так ли произносятся венгерские имена. И добавила: — Кстати, ему принадлежит очень меткое высказывание, а именно: «Витамин — это вещество, которое сделает вас больным, если вы его не едите».
Когда острота заставляет людей рассмеяться — это понятно. Но когда поднимается общий хохот, значит, что-то не в порядке.
Ну хорошо, выяснили, что рассеянность. Но откуда эта рассеянность? Где витает Айта Плоом, самая молодая из них? Уж не влюблена ли она?
Казалось бы, поговорили — и довольно. Но, видимо, в компании всегда найдется человек, которому не хватает чувства меры. Так и на сей раз кто-то не преминул громким восклицанием подчеркнуть то, что видели все: «Айта покраснела!»
И почему ей было не ответить в шутливом тоне, допустим, так: хотя она и самая молодая, но чувствует — настал последний срок влюбиться. Вместо этого растерявшаяся девушка еще до звонка схватила со стола свои вещи и заторопилась на урок. Очень страшно услышать из чужих уст то, в чем не осмеливаешься признаться даже себе.
Ученики ее ценили. Не только потому, что она открывала им тайны природы и делала это очень красочно, зачастую прямо-таки захватывающе интересно, но и за то, что она по справедливости оценивала классных шутников и иногда вместе со всем классом смеялась чуть ли не до слез. Такая временная потеря дистанции между преподавательницей и классом не являлась заранее предусмотренной хитростью, а была естественной способностью широкой натуры, способностью, которую юность инстинктивно чувствовала, отвечая на нее безграничным уважением. В результате не учительнице приходилось бороться с пошлыми выходками нескольких хулиганствующих парней, а класс, оберегая молодую преподавательницу, сам подавлял подобные элементы.