— Меня в данный момент заинтересовала проблема резцов. В литературе есть много интересных намеков на такие направления, по которым еще никто как следует не ходил, — закончил он оживленно и взял новую сигарету.
— И ты надеешься чего-то достичь? — спросила Айта с жаром, но, посмотрев на гостя, сразу же рассмеялась над наивностью своего вопроса.
— Разве надежда не есть пружина эксперимента? — засмеялся и Пальтсер в ответ.
— Ах, так спросить могу только я. Это очень, очень хорошо, что вопреки всему ты нашел себе применение. Ты шагаешь еще не в полную силу и боль самоотречения умеешь скрывать мастерски. Самое глупое при этом — твоя непримиримая позиция по отношению к людям, которые от чистого сердца предлагают тебе дружбу. Поверь мне, это неприятный осадок в душе от перенесенных страданий, из него со временем может выработаться своего рода комплекс неполноценности. Чертов Урмет! Я и подумать не могла, что в действительности он такой черствый и ограниченный. Как можно так относиться к человеку!
— Можно. У него для этого есть полное основание. Обычно тот, на кого нажимают, сопротивляется. Откуда Урмету знать, что все эти вещи я давно продумал и ни о каком политическом сопротивлении не может быть и речи! Ты и Ирена, очевидно, интуитивно чувствуете это! Эйно Урмет не чувствует. Вот видишь — относиться можно по-разному.
Пальтсер поднялся.
— Ты уже собираешься уходить? Я чем-нибудь тебя обидела?
Айта вышла из-за стола и остановилась перед гостем — глаза полны испуга.
Пальтсер взял Айту за руку.
— Дело в том, девочка, что если я стану тут засиживаться или часто приходить сюда, может случиться, что в один прекрасный день я уже и не в силах буду уйти и останусь на твоей шее.
— Вамбо, не шути так со мною, — сказала Айта глухо, ее лицо и даже шея покраснели.
— Кто знает, шучу ли я. Ну да, сегодня я засиделся и рассказал тебе всю свою биографию. Если можно, когда-нибудь еще приду к тебе в гости?
— Ты еще спрашиваешь! Всегда! Знаешь что, я дам тебе номер телефона, меня можно застать в школе по утрам, я напишу тут, в какое время.
На следующей неделе, в пятницу утром Пальтсер позвонил, и они условились в воскресенье пойти погулять. А через несколько часов Айта отменила бы встречу, если бы могла позвонить Пальтсеру. Идти искать его в общежитии она не решилась.
В эту пятницу учительница Плоом дала свой последний урок. Ученики 9 класса последними ощутили сияющее настроение любимой учительницы, ее мягкую шутливость — на этот раз с оттенком какой-то радостной таинственности.
В учительской она узнала, что ее просили сразу же зайти в кабинет директрисы. У переполненной радостью девушки не возникло никаких опасений, даже когда в кабинете директрисы Левиной она увидела завуча Руус и заведующую районо Мадиссон. Все три женщины, с серьезными лицами и все в очках, ждали Айту. Айта знала, что с тех пор, как ее назначили в этот район, у Мадиссон, худющей и злой подковыры, душа к ней не лежала. Но когда успешно справляешься с работой, чувствуешь себя смело и уверенно даже перед злыми начальницами. Мадиссон красноватой рукой взяла со стола тетрадку с именем ученика 9 класса Хенна Пулдре на обложке, и сердце Айты вдруг бешено забилось.
— Садитесь, — сухо сказала Левина, глядя на какой-то график, лежащий перед нею на столе.
Айта села на один из стульев, стоящих вдоль стены. Мадиссон с важным видом листала тетрадку, а Руус сунула сигарету в свои узкие ненакрашенные губы.
Интересно, кто из них успел найти эту тетрадку? И когда? Стопка тетрадей с последней контрольной работой лежала в шкафу лишь со вчерашнего последнего у урока. Очевидно, эта подковыра вечером приходила в школу. Надо же иметь охоту читать все контрольные работы! Тетрадь Пулдре всегда оказывалась одной из последних, может, Мадиссон и начала с конца? Тогда она действительно легко получила свою добычу.
— Почему вы, Айта Плоом, поставили за предпоследнюю контрольную работу в этой тетради самую высокую отметку? — начала атаку Мадиссон совсем тихим голосом, почти нараспев.
— Разрешите взглянуть, — протянула руку Айта. Чтобы проверить свою позицию, надо выиграть время.
Именно этого ей и не хотели дать.
— О-о, вы знаете очень хорошо. Ученик Хенн Пулдре, молодой менделист-морганист. Или вы не читали, что здесь написано? Тогда посмотрите, по крайней мере, хоть сейчас.
Айта долго разглядывала листки, исписанные аккуратным мелким почерком; в конце работы красовалась размашисто брошенная ее пером пятерка. Ни одного разумного ответа не приходило ей в голову. Словно весь мозг занят единственной воображаемой картиной: Хенн Пулдре, среднего роста, широкоплечий юноша с прыщеватым лицом, несомненно будущий ученый. Парня не имело смысла спрашивать в классе: его искренняя увлеченность, сложность задаваемых им вопросов показывали, как далеко он продвинулся в области интересующей его науки — биологии. Конечно, парень многое знал о разгроме генетиков, знал и причины, по которым в школьной программе о них умалчивалось. И если он старался не задавать лишних вопросов по разделам, трактующим о наследственности, то, видимо, потому что щадил учительницу. Тем задорнее была написана контрольная работа, в которой наряду с результатами, достигнутыми Мичуриным и Лысенко, с нескрываемым одобрением и удивительной точностью указывались выводы, к которым пришли Мендель и Морган. Работа вызывала восхищение. Одаренность ученика, его стремление мыслить самостоятельно никого не могли оставить равнодушным. Возможно, конечно, что тут сказывалась помощь отца мальчика, агронома, но все же... Айта поставила пятерку сразу и без колебаний, с твердым намерением в частной беседе с юношей рассказать ему о результатах дискуссии. Но потом передумала. К чему? Если парень так умен, пусть доискивается до конца. Взаимное молчание и бесспорная пятерка за письменную работу могут, вместе взятые, дать самое лучшее объяснение. Учительнице не придется идти против программы или унижать свое достоинство.