— Какое невозмутимое спокойствие.
— Нет, я не спокоен. Я только предвижу определенные сдвиги, которых мы несомненно дождемся. Считаю вероятным, что, может быть, довольно скоро, и генетикам опять дадут слово. Раньше, конечно, должен стать ощутимым урон, наносимый односторонностью учения о внешней среде. Это произойдет неизбежно, несмотря на все старания скрыть недостатки и раздуть успехи. Нет. Я далеко не спокоен. Я уж не говорю о той пользе, которой может лишиться сельское хозяйство. Это прежде всего. А кроме того — западные ученые уходят по этой линии далеко вперед, причем срывают и с дерева мичуринцев все съедобные плоды.
— Вот это и есть самое печальное во всей истории. Но действительно, зачем портить себе нервы? Деревья парка кивают своими обнаженными кронами — дескать, правы вы, а не кто-либо другой. — Айта горько рассмеялась.
— Хм-да-а. Я тебе не завидую. Сейчас для толковой девушки преподавать биологию даже в школе не очень-то приятно.
Айта ответила не сразу.
— Сама виновата. Никто меня не заставлял в свое время заглядывать куда не следует. Ах, так уж получилось.
Они вышли на улицу, пропустили визжащие на повороте трамваи и направились к дому Айты.
— Не хочешь ли зайти в кафе? — спросил Пальтсер.
— Спасибо, но я себя неважно чувствую.
— То-то я смотрю. Наверное, не следовало выволакивать тебя сегодня из дома.
— Нет, дело не в том. На улице хорошо. Знаешь, я буду держать кулаки, чтобы твои опыты прошли успешно.
— Долго придется держать.
— Могу хоть до весны!
— Успех и так обеспечен, сама ведь знаешь: отрицательный результат — тоже результат. Просто проверен какой-то угол зрения. Но мы хотим доказать практическую полезность установки. Ну, тогда Пальтсер сразу станет таким ценным парнем, ух ты черт! Этого жаждет моя душа ужасно, ведь тогда, может быть, и кошельки станут открываться легче. Государственные деньги ведь просто по ветру не пускают. А мы такой уж народ — нам только дай возможность, тут же найдем, куда пристроить эти рубли. Ну вот, мы и пришли. Я заходить не буду.
— Я бы сварила кофе, — сказала Айта с отталкивающей холодностью.
— Не надо. Отдыхай. Ты сегодня не выглядишь отдохнувшей. Я тебе потом позвоню, можно?
— Нет, подожди! — Об этой возможности Айта не подумала. Все, что она так тщательно скрывала, угрожало прорваться наружу в последнюю минуту. Сейчас ей никак не хотелось говорить Вамбо о своих делах, желание исповедаться, не раз возникавшее во время прогулки, развеялось без остатка.
— Тот телефон... У нас идет перемещение, и я не знаю даже, какой у меня будет номер. Когда выяснится, я тебе сообщу, ладно?
— Ну да, если так... до свидания.
— До свидания.
Пальтсер, крепко задумавшись, направился к трамвайной остановке. Здесь собралось много народа, бросалось в глаза обилие малышей с матерями. Очевидно, где-то в неподалеку расположенном зале детям показывали что-то веселое, потому что среди общего оживленного говора четко звучали слова одного мальчишки:
— Мам, этот человек с бородой, ведь он тоже пел. Этот с бородой тоже пел, верно?
Пальтсеру волей-неволей пришлось пойти пешком, чтобы собраться с мыслями.
С Айтой что-то случилось. Что-то не в порядке. История с телефонным номером — явно маневр. В сущности связь прервана. Почему?
Дружба с Иреной? Возможность бывать в доме Урметов? С прошлой субботы было достаточно времени, чтобы подумать. Сказать прямо не решилась. Конечно, да и кто стал бы говорить такие вещи прямо в лицо. Чертовски неловко, что он сразу об этом не подумал. Но она сама виновата. Кто ее просил так поспешно и смело предлагать свою дружбу? Ирена неплохая девушка, кажется, даже слишком добрая. Удивительно добрые глаза. Сейчас, когда после смерти ее отца прошло столько лет, она переживает потерю, пожалуй, тяжелее, чем какая-нибудь другая дочь перед открытой могилой. Страшная смерть. Ей сейчас, наверно, отвратителен любой человек, носивший на своих плечах мундир этих убийц. Ни у кого нельзя отнять право чувствовать. Будьте всегда неразлучными подругами, Ирена и Айта. Вамбо Пальтсер не хотел вбивать клин между вами. У Вамбо Пальтсера своя работа, даже свой помощник, Вамбо умеет незаметно исчезнуть с горизонта, когда это оказывается необходимым. Случалось и с большей болью вырывать из сердца... Случалось.