Намерение Урметов поселиться под одной крышей со стариками заставило бравурную гостью покачать головой. Она бы не поступила так неосторожно, потому что, например, ее мать... но в данный момент это несущественно. Прежде чем перейти к причинам своего визита, она захотела закурить. Эйно галантно поднес ей огонь, и, выдохнув дымок первой затяжки из слегка накрашенных тонких губ, она начала, словно объявляя величайшую новость:
— А знаете ли вы, люди, что я теперь полковница? Представьте себе, моего Роби сделали полковником, точнее, пока подполковником, но это несущественно. Ты что, Эйно, усмехаешься? Точно, точно. Роби теперь стал куда солиднее, но это от желания изобразить скромность, дескать — ну что тут такого! А я уже высчитала: сейчас ему тридцать пять, так что я могу когда-нибудь стать генеральшей. Ха-ха-ха! Подумаешь, ревматизм в колене, а во рту протез, — зато все-таки генеральша. Впрочем, это несущественно. — Она попыталась загадочно улыбнуться, но из-за кривоватого зуба попытка выглядела комичной и вызвала ответные улыбки. — Теперь я дошла до главного. В субботу я хочу устроить небольшой вечерок, так сказать, обмыть звездочку. Хотя Роби скромничает и не собирается сам и пальцем шевельнуть, я все-таки начинаю действовать. Хотите ли вы и сможете ли принять участие?
Эйно взглянул на жену, явно предоставляя ей решать.
— Конечно, мы придем! — с жаром ответила Ирена, побуждаемая вежливой нерешительностью мужа. — Как же мы можем не принять участия в обмывании звездочки?
Казалось, это название вечера очень ей понравилось.
— Решено. Праздник будет, праздник будет!.. Ох, как я ненавижу притворную скромность. Но это сейчас несущественно. Главное, что народ соберется. Свой план я вам сейчас раскрывать не стану. Скажу только, что гостей соберется куча. Генеральских... тьфу, полковничьих дочерей я заранее отнесу к бабушке, а то как бы их кто сапогами не раздавил. Странно, что они все еще такие крохотные, особенно мала для своего возраста Ирма. Ведь нас с Роби бог ростом не обидел. Говорят, атомные взрывы портят воздух. Неужели мы, бледнолицые, ничего умнее не можем придумать, как пугать друг друга этими взрывами? Прямо-таки мальчишки! Раздобыл оружие и давай палить. Но это сейчас несущественно! — Она уже встала и застегивала свою каракулевую шубку. — Ах, чуть не забыла самое главное. Как будет выглядеть праздник — пока государственная тайна. Но должна предупредить, что появление в вечерних туалетах и фраках строго запрещается. Годятся поношенные платья и костюмы. Вот так. Заболталась я у вас. Таксист, наверное, уже рвет и мечет. Ой-ой! Смотри, Ириша, я тебе тут наследила! Итак, до свидания, до субботы.
— А в котором часу? — догадался спросить Эйно.
— А разве я не сказала? — удивилась Теа, уже стоя в дверях. — Вот так всегда, о всякой ерунде болтаешь, а самого существенного не говоришь. В восемь часов, причем просьба быть очень точными.
В субботу в восемь часов Урмет еще сидел в Совете Министров, где при участии многих руководящих товарищей обсуждалось положение в школах. Среди предложений полезных или требующих дальнейшего развития попадались, конечно, никчемные, и они-то и вызывали споры и возражения, на которые уходила уйма времени. Уже около семи Урмет начал поглядывать на часы, ибо прежде чем отправиться к Раусам, хотел еще как следует попариться в бане. Но он сам был виноват в том, что прозаседали лишний час, и все из-за его сердитой реплики, брошенной во время выступления редактора одной из газет. Урмет никак не предвидел задержки: он был уверен, что здесь всем уже известна опубликованная газетой статья, в которой критиковалась методика преподавания литературы и коварно, между строк, вообще отвергалась вся учебная программа. Тут же выяснилось, что ни заведующий отделом ЦК Лээс, ни заместитель председателя Совета Министров, который руководил собранием, статью еще не читали. Пока искали номер газеты, Урмету пришлось дать точный обзор по этому вопросу. Перепуганный редактор попытался возражать, но из-за отсутствия убедительных аргументов его усилия походили на попытку безоружного атаковать танк.
Принесли газету. Ироническая веселость и знакомые всем шутки, которыми председатель время от времени пытался оживить скучноватый ход собрания, исчезли из его речи бесследно. Пока он читал, в жарко натопленном кабинете царила полнейшая тишина. Слышался только шелест бумаги и шорох красного карандаша, подчеркивающего слова и строчки. Затем широким жестом, имевшим понятный для присутствующих подтекст, газета была передана через стол Аугусту Лээсу. По служебному положению именно ему, Лээсу, следовало обнаружить сделанную ошибку. И разразилась буря. Первый залп, правда, без боевого заряда, поразил самого Урмета, который, видите ли, обнаруживает серьезную политическую ошибку и преспокойно сидит у себя в министерстве, имея на столе несколько телефонных аппаратов. Урмет не стал оправдываться. Все равно никого не интересовало, когда и как говорил он об этой статье заместителю министра. В данный момент всех интересовал толстяк с бледным лицом, которому пришлось принять на себя всю тяжесть поднявшегося урагана. Кто такой Вайнала, автор этой писанины? Где были глаза редактора? За что редактор получает зарплату? Разве редакция — почтовый ящик? Ответственный редактор — директор почтовой конторы? И это уже не в первый раз товарищ Сарки пропускает ошибки. Пусть ответит теперь товарищ Сарки, как с ним случаются такие вещи и как вообще возможно такое головотяпство.