— Эйно, ты опохмеляться будешь?
— Ну идем же, Вяйно, все устали.
— Подожди!
— Да знаешь, я как-то не привык, — сказал Эйно, протягивая руку на прощанье. — И мне надо еще писать статью.
— А я сегодня тоже не буду опохмеляться. Еще добавлю. Зато в понедельник опохмелюсь. Прощайте, друзья!
В квартире было прохладно. Истопник, видно, тоже загулял. Удивительно, в бойлере оказалось довольно много теплой воды, и они оба смогли принять душ.
— Почему Лээс сердит на тебя? — спросила Ирена, стоя у зеркала и приводя себя в порядок перед сном.
Эйно с нетерпением ждал жену, которая казалась ужасно медлительной. Говорить ему не хотелось, поэтому он небрежно буркнул, что Лээс любит болтать и делать из мухи слона. Втайне Урмет чувствовал, что дело обстоит совсем не так.
— Кажется, я начинаю стареть, — заметила жена.
— Что это вдруг?
— Знаешь, мне не нравятся эти кутежи.
— Кому они нравятся. Ну, ложись уже скорей, старушка моя.
Наконец Ирена забралась под одеяло рядом с мужем, тот сразу же обнял ее.
— Теа все-таки беззаботная женщина. Говорит, что во время беременности свободно пила, и агитировала меня тоже. Но я не могу быть такой беспечной. Срок приближается... Смотри, какие уже у меня груди!
Они поцеловались. Успокоившись, Эйно сразу же уснул, а для жены наступил тот час переутомления, когда мысли, мешая уснуть, хаотично носятся, как испуганные букашки.
Роды. Первые роды, это может быть так страшно. Теа, кажется, не боялась. Верно, и нельзя бояться. Будь как будет. Ведь все рожают. Если опасаться того, что случается изредка... Княгиня Болконская... Ах, в литературе вообще слишком часто встречается смерть от родов. Если в произведении не находится места для образа матери или у автора нет желания найти ему место, то она умирает уже при рождении героя. Самый простой выход. В действительности же умирают очень редко, особенно теперь, когда есть специальные больницы, врачи-специалисты. Надо спать и не думать. Почему этот скуластый Алликмяэ вел такие противные речи? Может быть, ему Валли надоела? Но у них, кажется, очень хорошие отношения. Валли действительно симпатичная, единственная вполне симпатичная женщина во всей этой компании. Если бы чаще с ней видеться... Вечеринок недостаточно для дружбы. Странно, в последнее время Айта не звонит. Время идет так быстро, странно подумать. А вдруг Айта с Вамбо... В тот раз они так и не поговорили с Вамбо. Может быть, и лучше, что не поговорили. Он человек не мелочный, знает, как неловко было ей, пригласившей его в гости, и едва ли обвиняет ее. Да и некогда ему, наверное, думать о таких пустяках. Все-таки далеким и чужим человеком кажется он. Эйно прав. Не совсем. Не во всех пунктах, но в главном он прав. Его ценят. Этот Алликмяэ, его друг... Ох, и зачем он испортил такое хорошее впечатление своим противным приставанием. Нет, девочка, надо спать, спать! Завтра предстоит упаковка вещей. Теперь все придется делать торопясь. Как красиво на новом месте! Похоже, Теа гордится своей квартирой. Она и не догадывается, какой великолепной станет новая квартира Урметов. Да, а вот Айта живет в крохотной комнатушке, в жалкой хибаре, которую еще собираются капитально ремонтировать. У Вамбо вообще нет своей комнаты: десять человек в одном помещении.
Ирена захотела посмотреть, который час, и пошарила на тумбочке, ища спички. Подождала, пока муж повернется на бок и снова успокоится, и чиркнула спичкой. Было четверть четвертого.
Пуур и Луми ввалились в общежитие только после пяти. Раздеваясь, они тяжело топали и хвалились, что пойдут в утреннюю смену. Часочек поспать — и довольно.
Эти свиньи даже не погасили верхнюю лампочку. Пальтсер так и не смог больше уснуть. Ему не хотелось вылезать из постели и идти к дверям, чтобы нажать выключатель. В конце концов, не все ли равно — в темноте или в освещенной комнате думать свои грустные думы.
Прохладного сочувствия главного инженера оказалось недостаточно, чтобы организовать опыты, а беспокоить его из-за всяких мелких препятствий было неловко. Если бы аппарат построить в своем цехе, не было бы другой заботы, как следить и сравнивать взятые для опыта матрицы, штампы и режущий инструмент. А сейчас приходилось непрерывно бороться со всякими препятствиями, работая в единственном, очень тесном помещении, совсем не приспособленном для проведения опытов. Особенно придирались к нему лудильщики из второй смены. Монотонная, требующая точности работа перед раскрытыми дверцами пылающих газовых печей взвинчивала их нервы. Очевидно, это они вылили масло из ванны и спрятали ее в гальванике. Если бы Тралль в пятницу не пошел туда, чтобы поставить бутылку с молоком под струю холодной воды, кто знает, как долго они искали бы ванну по всему заводу. А теперь кто-то спер кабель. Мелкие, но крайне раздражающие происшествия, на которые мастер цеха никак не реагирует, только плечами пожимает. Он, мол, видел уже столько всяких рационализаторов, что сыт ими по горло. Если бы этот бык догадывался, что здесь один рабочий под вывеской рационализации метит куда выше, что его главная цель — исследовать некоторые свойства магнитного поля, что этот рабочий хочет со своим собственным лукошком пройтись по огромному убранному картофельному полю, которое зовется физикой... Ого, как бы он тогда заговорил!