— Почему? — вопрос прозвучал словно из уст прокурора.
— Этого я не могу сказать, — ответила Марет хмуро, но никакого чувства вины в ее тоне уловить не удалось. — Этого я не могу сказать никому, — повторила она твердо.
Но Уудсема не так-то просто было выбить из намеченной колеи. С глубоким негодованием он подвел итог:
— Тогда и нам нечего тебе больше сказать.
Однако почему-то ни тот, ни другая не торопились уйти. Широко раскрытыми глазами девушка глядела в темный угол коридора, а красные чувственные губы повторяли:
— Почему он уехал сегодня же? Этого я ему никогда не прощу.
— Не тебе его прощать! Мы все сейчас спокойно пойдем на лекции, а он с чемоданом и вещмешком вынужден был уехать домой.
— Я не прощу, — повторила Марет тоном человека, убежденного в своей правоте, и быстро ушла с высоко поднятой головой.
Для некоторых людей удивительно важно, что думают о них другие. Марет Харгна не могла никому сказать, почему она вчера не пришла на свидание с Пальтсером. И все же она стояла перед выбором: либо сдержать данное слово и остаться в глазах всех изменницей, либо доверить противную тайну одному, ради бога, только-одному парню, умеющему держать язык за зубами. Пусть хотя бы один человек вынесет справедливый приговор. Не ей, Марет, которая не смогла прийти, а Вамбо, разыгравшему гордеца и уехавшему раньше времени.
Ветреным, пасмурным вечером Марет гуляла с одним парнем по берегу Эмайыги на окраине города. Она рассказала, что вчера как раз к пяти часам ее вызвали в госбезопасность; ей пришлось долго ждать, и только ночью ее стали допрашивать о некоем бывшем однокурснике. Конечно, она не могла об этом рассказывать даже родителям. Для них пришлось выдумать правдоподобную ложь. Юло Уудсема (это и был тот парень, умеющий держать язык за зубами) от всего сердца попросил у Марет прощения за упреки, брошенные утром.
В этот ветреный, пасмурный вечер в деревне Сиркла копали картошку — первую колхозную картошку. Раньше эта земля принадлежала хутору Мурсе, поэтому хозяйка хутора, высокая, худая, пожилая женщина, работала на борозде, стиснув губы, в то время как по всему полю разносился смех и громкий говор. В земле и камнях воспоминания, пожалуй, более долговечны, чем в городских стенах.
У хозяйки Мурсе не было охоты участвовать в общем разговоре; даже уходя с борозды, она никому ничего не сказала. Только на оклик бригадира пришлось ответить:
— Корову надо перегнать.
Это каждому понятно. На хуторе, кроме самой хозяйки, работников больше не было.
Корова паслась на отаве за холмом, покрытым смешанным лесом. Пройдя через лес, хозяйка Мурсе ясно услышала стук, который мог доноситься лишь со стороны ее избы. Это еще что такое? На прошлой неделе она получила повозку дранки для крыши, но бригадир Хельме обещал только в воскресенье заняться починкой. Странно. Хельме свозил с поля картофель. Он работяга серьезный, если бы нашел себе замену, сказал бы об этом заказчице. Позабыл сказать?
Хозяйке сейчас не видна была та сторона крыши, что требовала починки, поэтому пришлось подойти к самому дому.
— Вамбо! Ты! — Мать широко раскрыла глаза.
— Как видишь. Эта дранка наша? — спросил сын с крыши.
— Наша, наша. Хельме на прошлой неделе привез из лесничества, обещал в воскресенье прийти чинить, если будет погода. А теперь ты сам. Ты как доехал?
— Поездом и автобусом, как всегда.
— Значит, и не обедал?
— У тебя там был молочный суп...
— Так и съел, не разогрев?
— А что? Нельзя?
— Ты все такой же Вамбо-озорник. Надолго тебя отпустили из университета?
Ответ с крыши последовал не сразу.
— Подожди, я прибью этот ряд и спущусь.
В каморке, пропахшей полынью и дустом, и раньше бывали трудные беседы. Застыв, выпрямившись, сидела на табурете у холодной печной стены хозяйка хутора и, сложив на коленях перепачканные землей руки, слушала сына.
— Что же будет дальше? — наконец решилась она спросить, когда молчание стало уже невыносимым.
— Во-первых, я починю крышу. Еще помогу тебе выкопать картошку. Потом видно будет. Хорошо бы устроиться работать туда, где делают электромоторы. — Пальтсер усмехнулся. — С нами, выгнанными студентами, — не так-то все просто. Сам премьер-министр республики должен назначать нас на работу.
— Все-таки на чистую работу? — оживилась хозяйка.
Пальтсер тихо засмеялся, шагнул к матери и взял ее руки в свои. Когда мать хотела убрать измазанные землей руки, сын не дал ей это сделать, а сначала сжал их нежно, но сильно.