Выбрать главу

Неприятное положение. Как капля дегтя в бочке меда.

Мысли человека, мучающегося бессонницей, витали только вокруг его избранницы. Он и не представлял себе, что предстоящий ему неизбежный разговор может быть таким трудным, каким он в действительности оказался на следующий день.

Элинор пришла к вечеру, в тот момент, когда Вамбо собирался ехать к Айте.

— Где это он был вчера так долго? — Элинор имела противную привычку говорить иногда в третьем лице.

— Кто? — спросил Вамбо так демонстративно, что уголки ее рта вздрогнули.

— Да тот самый, что сейчас так сердито смотрит на меня.

— Хозяйка уже успела доложить?

— А разве это плохо? Слушай, поговорим серьезно, что с тобой? Почему ты на меня так смотришь?

— Мне не нравится, когда со мной говорят обо мне в третьем лице.

— Раньше ты не возражал. Приму к сведению. Больше никогда не буду обращаться к этому сердитому парню... в третьем лице.

— Я думаю, что ради меня тебе не следует изменять свои привычки.

— Это как понять?

— Вообще не стоит больше приходить сюда ради меня.

Элинор забыла о своем лице — щеки у рта ввалились. Глаза засверкали — она почувствовала опасность. Такой некрасивой Вамбо ее никогда еще не видел.

— Ах так! Значит у него... у тебя есть другая, да?

— Да, есть другая.

— У нее будет ребенок, я знаю. Она приходила сюда позавчера, и вы помирились. Почему ты скрывал это от меня?

Вамбо понял, о ком думает Элинор. О визите Ирены также известно, очевидно, через хозяйку. Но у него не было ни малейшего желания усмехаться, а тем более исправлять ошибку. Пусть думает что хочет. Сегодня с этим должно быть покончено. Вдруг ему вспомнилась книга на столе у Айты.

— Если бы я был демиургом, я создал бы человека похожим не на обезьян, а на тех насекомых, которые обретают крылья для любви только в конце жизни.

— Что ты сказал?

— Ах, неважно. Все равно, мы не можем превратиться в бабочек... Одним словом, наши отношения придется прекратить.

Элинор была из тех женщин, которые предпочитают сами давать мужчинам отставку. А Вамбо слишком ей нравился, чтобы она могла от него отказаться. Слова его настигли ее на той стадии отношений, когда желание еще только возрастало, когда воображаемые сладострастные картины будущих свиданий еще не начали тускнеть. Таких жестоких слов ей никто не говорил. Она почувствовала себя старой тряпкой, рваным лоскутом, который не годится даже для мытья полов. Удар был слишком резким и прямым, чтобы противопоставить ему какую-нибудь увертку. Она опустилась на стул, обессилев, только в глазах, искавших его взгляда, тлела боль и мольба о пощаде. Она и не догадывалась, что это и есть ее лучшая уловка, единственный оставшийся ей способ сопротивления.

Вамбо, неопытный в таких объяснениях, думал, что самое трудное — это сказать прямо то, что сказал он! «Нашу связь надо прекратить». Он надеялся, что после этого сигнала откроются все двери на простор, где его ждут, где его встретит настоящая любовь и верность, цветение и плоды. Но не успел он даже удивиться, как оказался в тесной каморке сочувствия, из которой только путь назад был свободен. А вперед можно было двигаться лишь сквозь стену, при помощи взрывчатки и лома. Как странно, вчера, когда он листал книжку Айты, ему попался на глаза именно тот абзац, где Франс говорит о сострадании. Словно предупреждение. Впрочем, сострадание нахлынуло бы сейчас и без помощи Франса. Старик был неправ. Сочувствие не везде нужно. Сочувствием не всегда можно достичь цели. Иногда оно оказывается бессмысленным и тяжелым, как гири на ногах.

— А теперь я должен идти. Как сказал, так и будет.

— Понимаю. Ничего не поделаешь. Но почему ты скрывал ее от меня?

— Это не та, о которой ты думаешь. С совсем другой женщиной у меня вышло недоразумение, которое теперь неожиданно выяснилось. Тебя я не обманывал, а ее, кажется, должен буду обмануть, потому что не хочу рассказывать ей о тебе.

— А кто тебе дал право обо мне рассказывать? — Элинор вскинула свою завитую голову на длинной шее. — Так вот ты какой! Забавляется с женщиной, пока есть настроение, а потом трезвонит об этом по всему свету. А кто же я такая, что меня ни о чем не спрашивают? Я что — тряпка или мусорный ящик? Он расскажет!