— Сейчас мы оформляем все необходимые документы… — Родзянко собрался уходить. — Это займет около двух-трех часов. Вы пока можете поговорить наедине с другом. Он ждет тебя в комнате для длительных свиданий. Потом попрошу зайти ко мне в оперчасть. Забрать личные вещи и справку об освобождении.
— Да… да… — пробормотал Харламов, пытаясь освоить ту мысль, что он больше не осужденный. а Харламов Александр Сергеевич. Его не пугали даже трудности, которые ждали его впереди. Сейчас настойчивой ласточкой в голове билась только мысль… «Я свободен!» — Хорошо, конечно я зайду… Разрешите идти?
— Конечно, — улыбнулся Родзянко. Теперь даже его ехидная улыбка не казалась отвратительной, — вы же теперь почти свободный человек…
Пропустив эту маленькую колкость мимо ушей, Харламов сорвался со своего места и побжал через плац в комнату для длительных свиданий. Мельком подумал, что не зря сегодня привел свою щетину в порядок. Такой день…
Все удивленно оглядывались ему вслед. Крутили пальцем у виска, оранники косо и настороженно поглядывали на бегущего по территории человека, но от чего-то не мешали. Даже облаявшая его овчарка показалась саше вполне добрым существом, котоое просто попало ни на то службу.
Споткнувшись о ступеньки он мигом взлетел на третий этаж административного корпуса. Расстерянно огляделся в пустом коридоре. В какой же комнате Андрюха… Вдруг увидел немного приокрытую дверь и буквально влетел туда. Около окна стоял его верный друг и союзник, Горбенко Андрей Григорьевич… В старом своем спортивном костюме. Все такой же молодой, несмотря на годы. Харламов со своими сединами и морщинами по сравнению с ним почувствовал себя чуть ли не стариком, а разницы у них было всего-то два дня.
— Андрюха! — закричал Александр, приветственно раскидывая руки в сторону.
— Братишка! Сашка! — заорал в ответ Горбенко. Всего лишь секунду друзья смотрели друг на друга, пытаясь разглядеть изменения, которые произошли за столько времени. Потом крепко по-мужски обнялись. Долго хлопали друг друга по плечам. Улыбались и были кажется соверешнно счастливы. Наконец первые восторги встречи утихли. Друзья сели на скрипучую панцирную кровать и обнялись.
— Рассказывай… — начал Харламов. — Какие там новости на воле? Как Варьке? Совсем наверно уже большая? Невеста небось? Как все наши? Я тут совсем отстал от жизни знаешь ли… Ни тебе телевизора, ни даже заштатного радиоприемника…
— Варька хорошо. Отличница. Мы решили с девчонками ее танцам отдать учиться. В балетной школу… Наши все нормально. В одном федералы тебе не соврали тогда, мы все остались на своих должностях. Конечно оклад стал поменьше, но… Жить можно! Аленка замуж собралась. Весной свадьбу будем играть. А так… Все вроде хорошо. От парней из Волгограда вестей давно не было. Сашка с Юлькой вроде как в очередной медовый месяц укатили. Ванька весь в делах… В стране как всегда бардак. Ты знаешь начал к нему уже привыкать. Даже если порядок когда-нибудь и наступит, то уже станет жить не особо интересно. В общем, и все…
— Точно? — вскинул брови Харламов. Он слишком давно и хорошо знала своего друга. И сейчас Саша был уверен что тот что-то скрывает или не договаривает.
— Нет… Саш… тут такое дело…
— Ну не тяни, Андрюх! Ты знаешь после того что мне пришлось испытать ни одна новость меня из колеи уже не выбьет.
— Марина вернулась в Москву…
По лицу Харламова волнами заходили желваки. Он побледнел и от злости, с которой он сжал кулак, побелели костяшки пальцев. Нет, эта новость не выбила его из хорошего настроения. Он просто вдруг резко понял, что люто ненавидит эту женщину, порождение дьявола, ту, с которой мечтал соединить свою жизнь, ту, с которой у них был общий ребенок.
— Что ей надо? — после некоторой паузы спросил Саша, немного погасив в себе этот непроизвольный приступ ненависти.
— Она хочет либо Варю, либо пять миллионов…
— Есть же ее официальный отказ… Все оформлено как надо… Наш нотариус ручался…
— Там какие-то юридические тонкости… Я узнавал. Сделать она это может… правда через суд, но все вполне реально.
— Разберемся… — Саша хмуро кивнул, продолжая сосредоточенно смотреть куда-то в стену.
— Что же мы сидим насухую! — преувеличенно весело вскинулся Горбенко. — Я же тут поесть тебе привез, выпить…
Андрей начал суетливо из сумки вытаскивать продукты в целлофановых пакетах, две бутыки водки, блок дорогих сигарет. На плечо ему вдруг легла Сашина рука…
— Пожрать всегда успеем… Тем более нас здесь бывает кормят. Давай лучше выпьем, братишка…
Горбенко кивнул и открыл полторалитровую бутылку водки. Прозрачная, как роса, жидкость медленно заструилась в пластмассовые стаканчики. Налив себе и другу грамм по сто пятьдесят, Андрей поднял стакан, чтобы чокнуться, но Харламов его неожиданно остановил.
— Давай выпьем, Андрюх, за тех, кого сейчас с нами нет… Кто погиб в этой гадкой и грязной истории. За Андрюху Карагодина, за всех… Пусть земля им будет пухом.
Они молча выпили и сели на свои места. Недолго думая Андрей разлил еще по одной.
— Ну, брат? За то чтобы эта была последняя крупная неприятность в нашей жизни!
На это раз стаканчики сухо заскрипели, сжимаясь в сильных мужских руках. А ведь когда-то они пили из дорогих хрустальных фужеров на приемах в Кремле, ездили по Европе, владели компанией, посещали фешенебельные курорты. Что с ними стало? За что судьба так жестоко с ними обошлась?
В дверь аккуратно постучали. Харламов помимо воли вздрогнул. За время проведенное в колонии он почти отвык от таких элементарных правил вежливости. Вертухаи никогда не стучались, а больше к ним в камеру никто и не заходил.
На пороге стоял подполковник Родзянко, утеплившийся со времени их встречи на плацу в овчинный тулуп и валенки. В руках он держал кипу каких-то бумажек с гербовыми печатями и небольшой мешочек с личными вещами Харламова.
— Вот это ваши документы, Александр Сергеевич, — он подал помятые бумажки. Надо же! Впервые за два года Харламова назвали по имени отчеству, — а вот ваши вещи. По приезду в Москву, не забудьте стать на учет в свой райотдел милиции и получить новый паспорт. Последний автобус до вокзала уходит в три часа дня. Сейчас одиннадцать… Можете пока это время провести здесь. Тут вам никто мешть не будет.
Харламов усмехнулся. Хмель начал действовать и тепло нежно разливаться по телу.
— Нет уж, товарищ подполковник, я соскучился по свободе. Лучше я это время проведу за колючкой.
Он встал, а за ним последовал и Горбенко. Вздохнул и прошелся до окна. Посмотрел последний раз на двор колонии. Самое удивительное, что он привык здесь находится. Эти стены вдруг перед полной неизвестностью показались чуть ли не родными. Саша стряхнул охватившее его наваждение. Поднял мешок и, не глядя, запихнул в него все бумаги.
— Оранники на КПП предупреждены. Так что, никаких проблем…
— Бывайте, — нарочно задев начальника оперчасти плечом, Харламов вышел из комнаты для свиданий. Вышел навсегда из стен этой колонии, чтобы со временем забыть о годах проведенных в этом аду, вспоминая все это, лишь в кошмарных снах. Очередная страница его жизни перевернулась, обнажив чистый, неисписанный лист гербовой бумаги, заверенный Богом! Что ждет его за стенами исправительного учреждения? Неизвестность… Но эта неизвестность там, почему-то пугала меньше, чем безнадежность там…
ГЛАВА 4
Дорога домой ничем примечательным для двух друзей отмечена не была. Скучные пейзажи за окном, однообразные и ленивые по своей сути деревеньки с редкими вокзалами, непрерывное грохотание колес по рельсам, куча спиртного, которое закупалось прямо на станциях чуть ли не ящиками и скучные унылые семь дней пути до Москвы.