– Эй, буру секкасу! – сказал кто-то резко. – А ну выходи, кисама.
– Сейчас, брат, – ответил я. Тело у меня непроизвольно дёргалось, словно я за голые провода под током ухватился.
Я кое-как затолкал бокки на место и помог Херми спуститься с унитаза, а то она плохо на ногах стояла, и подтянул ей штаны. Ремешок никак не хотел застёгиваться. Она вцепилась в меня и не желала открывать глаза. Я обнял её за плечи и отодвинул защёлку.
– Ну, что за дёсэай тут устроили? – буркнул стаф. – Проваливай в эсу-хотеру, если невтерпёж.
Это был крепкий кореец, но все же сильно меньше меня ростом. Он поглядел на вялую Херми, и его узкие глаза распахнулись – наверное, опознал в ней девчонку. Он окинул меня свирепым взглядом и заметно смягчился. Кажется, умно решил не применять силу. И отступил вбок, выпуская нас. Мы вышли из тойрэ и опять очутились в мешанине подвижных тел, только дзоку на этот раз играла что-то не очень быстрое. Я прижал Хермину голову к груди и стал как бы танцевать, просто покачивая её, и постепенно она очухалась.
– Ты чего? – Она подняла сочувственные глаза. – Ты совсем бака, да? У тебя ген верности? Это из-за него мужики однолюбами тухнут… Зачем вылез раньше-то? – Я промолчал. – Ты на Аоки запал, да? – Херми скривилась и толкнула меня в живот кулачком. – Точно бака. Да ты думаешь, если она тебя в банду заманила и байк отдала, то станет твоей онна? Они с Тони знаешь куда пошли?
– Куда? – окаменел я.
– Куда-куда! Туда же, куда он всех нас таскал не по разу, понял? Кроме Тайши. И меня тоже. – Я никак не мог сообразить, что она хочет мне сказать. – Ну, догадался? Ох, просто слов нет! Факку они пошли… Там за храмом этим долбаным эсу-хотеру есть, понял?
– Секс-отель? – переспросил я.
– Ну наконец-то допёр.
Как я не бросил всё и не ушёл из клуба, не знаю. Наверное, Херми доволокла меня до стойки, потому что я ничего не слышал и не видел. Знал ведь, что Аоки запретила мне считать себя моей онна, и всё равно обманулся. Кто-то сунул мне в рот таблетку апоморфина, а в руку – стакан ледяного сакэ, и я залпом проглотил лекарство. И стало как-то полегче! Я выдавил из себя улыбку и прислушался к разговору между камайну. Только никак у меня не получалось его нить поймать, слова проскакивали голову насквозь. Голоса звучали мирно и почти не мешали слушать отличную игру музыкантов и наслаждаться переливами света по стенам и фигурам танцоров.
– Психоделики повсюду в природе! – пробился ко мне голос Такиче. – Государство нужно, только чтобы навязывать нам корпоративные ценности – дом, машину, счёт в банке… Думаешь, они пробовали сернил? А я вот грибы всякие едал, и отвары из них литрами хлебал! Я-то знаю, о чем толкую. Когда они говорят: «Мескалин – наркотик!», я хочу плюнуть в них псилоцибиновой слюной…
Мне сунули расплющенный бургер и пакет чипсов, и я сжевал гохан, не глядя. В какой-то момент мне показалось, что в толпе мелькнула фигура чёрного отоко, что вчера на стоянке крутился, и я встрепенулся, стал таращиться на людей. Только резь в глазах заработал.
Не знаю уж, сколько я так тупо просидел с Херми на коленях, только вдруг очнулся и пошёл вместе со всеми к выходу. В мозгах помаленьку прояснялось. А на холодном ветру я и вовсе очухался.
– Так, камайну, есть проблема, – сказал Тони. – Нужно полтора косаря на оптовую партию. Старик уже скидку сделал. Давай сюда кто что имеет, быстро. Потом расчёт сделаем, дозы будут честные.
Аоки сидела на своём байке и причёсывалась, глядя в зеркальный экран смарта. Я протянул Сэйдзи упаковку с хуманином, и она резко выделилась на фоне рублевых купюр.
– Что за гаракута, Егор? Она что-то стоит? Эй, Гриб, проконсультируй.
Гриб изучил надпись, химическую формулу и пожал плечами:
– Надо пробовать… Но на хорошую дурь не похоже.
– Ладно, никто не расходится. Егор, Гриб, со мной.
И мы втроём двинули к «храму». Только это не настоящий храм оказался, а подделка, потому что внутри у него никакой святостью и не пахло. А по форме похож был, это точно. Первый этаж тут совсем выгорел, а второй почему-то хорошо сохранился. Туда вела крутая лестница из обломков бетонных плит. Под тусклой лампой стоял вооружённый стаф, он наскоро обыскал нас и кивнул на узкий проход между кривыми стенами.
Я уже что-то стал замечать вокруг. Хорошо, что мышление у меня тормознутое, а то бы мучился как настоящий бака и про Аоки всё время думал.
Тут нас ещё раз обыскали, уже два громилы. И мы вошли в укреплённую плитами комнату, резко не похожую на всё предыдущее. Как будто мы на самом деле очутились в святилище. Посреди него сидел на татами просветлённый человек в нихонской одежде. На ногах у него были хакама – широкие брюки с перевязками пониже коленей, а плечи закрывала каригину. Наверняка поддельная, конечно. Но смотрелся отоко почти как древний самурай, только без меча.
А две девчонки по разные стороны от него меня вообще поразили. Одетые в тёплые косодэ, они играли на сямисэнах и при этом напевали что-то нихонское. Красивая сайбара у них получалась. Ещё одна девушка стояла рядом с хозяином на коленях и держала в руках чашу для чайной церемонии. Тут же имелся и корявый нихонский чайник в потёках глазури.
Тони глубоко поклонился хозяину, и мы тоже повторили его жест. Только вряд ли правильно.
– Ты вернулся, одзи, – сказал отоко. – Я знал, что могу на тебя рассчитывать.
На нас с Грибом он не посмотрел, зато я заметил на себе любопытные взгляды девчонок. Играть и петь они, само собой, не прекратили.
– Соблаговоли оценить размер вознаграждения, Ёсимура-сан, – разродился Тони и шагнул к хозяину. Мы остались на местах, потому что никакого знака от Сэйдзи не последовало. Похоже, вежливых слов переговорщики друг от друга уже наслышались, так что теперь не трепались впустую. – Тут тысяча триста рублей и одна отменная упаковка хуманина. Редчайшая химия, Ёсимура-сан…
Тони уселся напротив хозяина, и тот принялся изучать валюту на подлинность и мою пачку. Он совсем недолго молчал.
– Это ничего не стоит, – сказал он и потряс перед Тони хуманином.
– Напротив, эта великолепная и лечебная химия способна обогатить тебя неизмеримо быстрее, чем банальный адренохром, – возразил Сэйдзи. – Не говоря уж об экстази.
– Мелок океан сатори, способный разверзнуться под принявшим это. Продлевая же дни свои на земле лекарством, человек лишь множит свои страдания… Тридцать рублей.
– Подлечив себя, продляет он дни свои на земле, тем увеличивает твой доход, сэмпай… Четыреста рублей.
– Хонто дэсу ка? – прищурился Ёсимура. – Никакое лекарство не может стоить дороже моего дитрана, даже подмоченного… Пятьдесят рублей.
Гриб подмигнул мне, изобразив что-то вроде «Нормально треплются». Не знаю уж, из каких таких расчётов переговорщики знали, какова должна быть правильная цена хуманина. Я перестал их слушать и просто тупо глядел перед собой, а музыка все звучала и менялась. Мелодии плавно и незаметно перетекали одна в другую.
– Тото матэ! – минут через пять сказал Ёсимура и кивнул девушке с чашей.
Она поднялась и ушла через щель за глухую плиту, расписанную каной. И вскоре вернулась с двумя перевязанными пачками размером с ладонь каждая. Тони поманил Гриба, и тот присел рядом с ним. Как я понял, Гриб выступал нашим экспертом по качеству. Он минут пять обнюхивал таблетки, расфасованные в картонные плашки, и подсчитывал на смарте чистый вес наркотика. Пару раз ему пришлось лизнуть таблетки и посидеть с закрытыми глазами.
– Все в порядке, – сказал он. – Отличный товар.
– Не хватает ста шестидесяти рублей, – заявил спокойно хозяин. – Либо ты приносишь их мне в течение часа, либо я прекращаю работать с тобой. И не только я, конечно… Полоса будет закрыта для тебя, одзи.
Тони обернулся ко мне, потом глянул на одну из девчонок и спросил:
– Через час у меня будет сюжет для эччи с участием этого сугоя. – Ёсимура как будто впервые заметил меня и внимательно оглядел. – Чёрный паспорт по Леф-1. Неплохой эпизод для молодёжного фильма, верно? Качество по моему смарту, ты его знаешь.