Женя побежал. Я вынул сначала зеленое платье.
– Как тебе нравится?
– Как капуста, – безразлично ответил Илюша.
Я обиделся.
– Это совсем не капуста! Это Люсино любимое платье! Ну, а это хочешь? – и я вытащил Люсину черную юбку.
Илюша внимательно осмотрел ее со всех сторон и, наконец, обиженно оттолкнул.
– Тут рукавов нет. Я в ней буду как в пеленках!
Выпотрошив на пол все содержимое шкафа, мы остановились на шелковой полосатой юбке в оборках. Илюше она понравилась больше всех.
– Так хорошо шумит! Такая полосатенькая! – восторженно восклицал он, пока я просовывал его голову через отверстие.
– А наверху ничего не будет? Просто моя синяя матроска?
– Нет, наверху будет… звериная шерсть!
Через какие-нибудь пять минут королева была готова. На плечах ее висел лохматый коврик из-под рояля; полосатенькая юбка, завязанная под мышками полотенцем, тащилась по полу, – недоставало только перьев, короны и пробки.
Я отправился за Женей. Детская была полна дыма. На Женином беленьком личике красовалась пара огромных усов. При виде меня он отбежал от зеркала.
– Я хотел попробовать, как выйдет, – оправдывался он. – Я бы раньше пришел, но Люся не хотела давать мне пробку. Я ей говорил, что это сюрприз, а она все спрашивала – какой. Насилу выпросил. А что королева?
– Очень хороша, сейчас увидишь. Только она все есть просит.
– Ну, потерпит, – хладнокровно проговорил Женя, и мы побежали в комнату сестер.
Наша королева, как и следовало ожидать, плакала.
– Домой хочу, к маме… Я кушать хочу, – тянула она с противными гримасами.
– Да ведь ты королева! Понимаешь? Ты арапская королева!
– Как тебе не стыдно плакать? – возмущался я.
– Никакая я не королева. Я к маме хочу…
– Слушай, Илюшенька, – начал я вкрадчиво, – сейчас ты будешь пить шоколад…
– Люся уже сбила сливки, – вставил Женя.
– Люся уже сбила сливки. Ты сядешь на папино место и будешь пить из большой чашки шоколад. Через пять минут все это будет. Потерпи еще чуть-чуть!.. Ты совсем готов, ты чудная арапская королева. Когда мы тебя вымажем пробкой, ты будешь весь бархатный.
– Весь черный и бархатный, – дополнил Женя.
Мы быстро принялись за дело. Илюша, успокоенный близким шоколадом, стоял смирно. Только из-за глаз вышло маленькое недоразумение: мы хотели их сделать черными (разве бывают арапские королевы с серыми глазами?), но чуть только мы поднесли к одному из них пробку, как Илюша так начал морщиться и так зловеще произнес: «А я сейчас заплачу», что пришлось помириться с серыми. Золотая корона сначала все спускалась ему на шею, перья на стриженой голове никак не хотели держаться, но при помощи Люсиных лент и ваты все устроилось. Королева стояла перед нами во всем своем величии.
– Мальчики, завтракать! – раздался из столовой голос Люси.
Мы побежали. Собственно, бежали мы с Женей, а королева просто заплеталась. За неимением носилок пришлось нести ее на креслице из четырех сплетенных рук.
– Давай кричать ура! – предложил я тяжело пыхтевшему Жене.
– Не могу! Она мне все руки отдавила! – ответил тот, кривясь от Илюшиного груза.
– Она, наверное, пудов пять весит!
– Какое пять! Пятнадцать! Я сейчас упаду!
Шествие двигалось медленно. Пройдено было всего две комнаты, а мы уже еле дышали.
– Я каждый день буду арапкой, – вдруг заявил откуда-то сверху Илюша.
– Арапка – это собака. И не думай, пожалуйста, что мы каждый день тебя будем таскать, – озлобился я.
Женя уже не мог говорить.
На пороге столовой стояла Люся. Наша группа произвела на нее странное впечатление: светло-карие глаза расширились, рот открылся.
– В чем это ты? – воскликнула она, подбегая.
– Он – арапская королева, – с достоинством объяснил Женя.
– Да кто вам позволил трогать мои вещи? Моя самая лучшая нижняя юбка! Дрянные мальчишки! – кричала она.
– Это тебе сюрприз! Ты не рада? – возмутился я.
– Я с тобой больше не разговариваю! Ты, конечно, один виноват! Ты всегда подучаешь Женю на всякие гадости, а Илюша почти в пеленках. Как тебе не стыдно!
Илюша уже начал всхлипывать. Мы стояли сконфуженные. Звонок в передней прервал это неприятное объяснение: приехали за Илюшей.
Напрасно просили мы горничную оставить его еще на немножко. Илюшу, перепачканного и лишенного всех украшений, усадили на извозчика и увезли.
Этот первый визит оказался и последним.
Три дорождественских месяца промелькнули, как сон.
Исчезли в саду кучи увядших листьев; в мутном зимнем небе уныло качались пустые черные ветки; на снегу по всем направлениям бежали дорожки; грот покрылся тоненькими хрустальными сосульками; скрылись в глубоких сундуках под серебряным нафталином осенние пальто с золотыми пуговицами и легкие береты…