Покажем, что такое настоящий Русский солдат!"
Но что это? Полковник остановился! Он кричит команду, ему вторят взводные с разных сторон... Залечь? Сейчас? В этот момент?!
...Но попавшие под обстрел падали так, будто только и ждали приказ. На какое-то мгновение пристав остался один... а потом, конечно, тоже упал. Выступать в роли единственной мишени как-то не очень хотелось - несмотря на то, что наступательный порыв ещё не угас.
Было обидно. Наверное, нечто подобное испытывали русские солдаты, вынужденно отступающие под натиском превосходящего их врага. Да, потери мгновенно снизились - но что теперь?! Уходить назад, оставив красным пару десятков напрасно погибших ребят?
Впрочем, команды ползти не поступало. Ни вперёд, ни назад... никуда. Больше сотни людей лежали, вжавшись в землю, и ждали... чего? Ответа на этот вопрос Роман не знал.
Красные продолжали стрелять - правда, всё же снизив плотность огня. Винтовки почти исчезли... осталось лишь пулемётное "тра-та-та" да, конечно, чертова артиллерия врага.
Пару раз по цепи бежали сообщения типа: "Павлов... в ногу ранен... нужно относить... в тыл...", - Роман передавал дальше и продолжал лежать. Какие-то люди короткими перебежками перемещались по вжавшимся в землю рядам, подхватывали раненных, оттаскивали назад. Один из "спасателей" упал сам, уже навсегда... Молодой унтер, сидя за единственным здесь укрытием - небольшим нагромождением серого камня - стрелял. Парень тщательно целился, но Роман, хоть убей, не понимал, как оттуда вообще можно было видеть врага. Тем не менее действия унтера обратили на себя внимание - серый камень прошила косая очередь, не сумевшая, к счастью, достать до стрелка.
Рота продолжала ждать...
И именно тогда - во время этих страшных минут, когда Роман лежал под ураганным обстрелом врага - он понял, что с ним что-то не так. Произошли перемены... странные, непонятные перемены, из тех, что, по идее, НИКОГДА не случатся с обычными, как их называют, людьми...
Впрочем, обычные люди и не прыгают на десятилетия назад, ведь так?
Роман, он... он как бы перестал быть собой. Или нет, не так. Наоборот. Роман становился собой. Превращался в себя. В настоящего, истинного себя. Та часть, что существовала во времена сотовых телефонов... она осталась. Осталась вся. Память, эмоции, мозг... Но появилось и другое - то, что было всегда, но дремало столь глубоко, что доктор Фрейд, случись ему об этом узнать, просто сошёл бы с ума...
Роман повернул голову и посмотрел на лежащего рядом бойца. Чёрные усики, элегантная, клинышком, борода... Теперь это лицо уже не выглядело так, будто пристав увидел его в первый раз. О нет! Теперь черты "марковца" находили отклик в памяти, возрожденной с нуля... 1916 год, лето. Восьмая, генерала Каледина, армия... И он, этот парень, тащит раненного в ногу Романа... Имя. Степан... как же дальше? Степан... Павлович! Точно! Степан Павлович, рядовой двенадцатого, имени его Императорского Величества, полка.
Х-ха!
Конечно, память возвращалась не мгновенно. Остальных "марковцев", включая худого, убитого большевиками мужика, Роман помнил хуже, более смутно. Да и не только их, по совести говоря. Много чего. Как, например, он вообще оказался здесь, в отрыве от своей части? Вот удар красных - много, они мобилизовали, как обычно, каждого здорового мужика. Для верности "институт заложников" - попробуй сбежать, когда под мушкой у комиссара твоя жена и сестра... А оружия у Бронштейна в достатке, весь бывший Императорский арсенал. Полк имени генерала Маркова бьется, рядом ещё какие-то Русские полки... Потом... пробел... отступление? Да. Мелькают деревья, вот лицо Степана Павловича, других... двое тащат раненного, он сам - Роман - становится на колено, и, прицелившись, в кого-то стреляет... Бесы! Всё-таки отсекли! И гонят прочь, хотят перебить... А дальше...
...Что-то вздрогнуло совсем рядом, на Романа полетели ошмётки земли. Пристав повернул голову - снаряд оставил воронку всего в нескольких метрах, то, что не задело осколком, реально здорово повезло.
Сколько ж ещё так лежать?!
И тут, словно услышав мысли Романа, Небо послало ответ...
Где-то вдали, там, откуда стреляли, раздались какие-то странные крики. В первую секунду неразборчивые, непонятные. А потом их перекрыло мощное, монолитное "Ура!", вырвавшееся разом из десятков, да что там, сотен глоток. Единожды прозвучав, "Ура" не собиралось уже умолкать. Так и гремело над полем, перекрывая собой свист снарядов, треск пулемётных очередей...
Ура! Ура! УРА!!!
И становилось ясно, что те, первые крики - это изумление и испуг попавших в ловушку врагов...
И уже вскакивали, не дожидаясь команды, люди со всех сторон...
И, поддавшись инстинкту толпы, Роман сам мчался вперёд...
И никто не замечал, если, подкошенный пулей, падал сосед... Впрочем, такое случалось редко - похоже, с той стороны становилось всё меньше стрелков...
И, так и не сдвинувшись с места, лежал, раскинув руки, тот смелый полковник, что вёл роту вперед... Он не дожил до атаки всего ничего, пару коротких минут...
Оказалось, что расположение врагов не столь уж и далеко! Разделяющие метры, как показалось Роману, были преодолены всего за один миг. Красные почти поголовно бежали - бросив винтовки, пулемёты, всё. Те немногие, кто остался, погибли быстрей, чем нормальный человек посчитал бы до трех. А со стороны леса было темным-темно от черных мундиров новоприбывших бойцов... Кто-то бежал навстречу, кто-то, остановившись, стрелял по улепётывающим, словно зайцы, врагам... Над головами пришедших на помощь гордо взвивались черные, с двумя белыми, пересекающимися полосами, знамёна. Андреевский флаг, только наоборот.
Свои.
Откуда-то слева появились казаки - немного, десятков, наверное, шесть. Со свистом и улюлюканьем, конники врезались в бегущие толпы, прошлись, оставив бессчетные трупы позади. Кто-то из красноармейцев, бесспорно, сумел уйти. Но это уже крохи. Победа было полной, сегодня здесь погибли практически все...
Роман стоял, пытаясь осознать новое ощущение, зародившееся в груди. Ощущение человека, прошедшего сквозь огонь противника, видевшего, как от пуль и снарядов падают единомышленники, пусть и не успевшие стать товарищами, но, однозначно, свои... и видевшего, как гибнут другие - те, кто стрелял с чужой стороны. Это было ново, незнакомо и непонятно... быть может, даже неоднозначно... Но это было его. Его бой и его Победа. Его выбор, его справедливость. И это ощущение... да, сейчас оно ново и чуждо. Но скоро такое пройдет. Более того - станет привычкой, даже обыденностью, порой...
...Тут задумавшегося пристава хлопнули по плечу.
- Александрович! Ты посмотри-ка! Живой! - улыбаясь во весь рост, бросил здоровенный детина с нашивками унтера на плечах, - А я уж думал, конец тебе, братец, пришёл. Не чаял увидеть! Слышал, перебили бесы красные всех, кого отрезать смогли...