- Многих, - автоматом ответил Роман, пытаясь вытащить из бездн памяти вдруг появившееся лицо, - но мы все же ушли. Степан жив, Андрей, Кузьма... Стой! Ты как меня назвал? Александрович?!
- Ну да, - несколько удивленно ответил детина в чёрном, - а что?
- Кгм...
Роман Александрович. Не просто Роман. Не Роман Николаевич, как его - пристава двадцать первого века- звали.
Роман Александрович... имя прадеда.
Как раз воевавшего в этих самых рядах...
- Дубровин?
- Что - Дубровин?
- Фамилия! У меня фамилия - Дубровин?!
- Слушай... тебя там не контузило случайно, когда большевик по отряду стрелял?
- Отвечай!
- Ну да... Дубровин... - здоровяк растеряно пожал плечами, - на тебя явно плохо все последние события повлияли...
- Ничего, - заставив себя улыбнуться, сказал Роман, - это я так... Стресс снять.
- Что снять?
- Не важно.
- Ну-ну... кстати, вторая рота, говорят, не смогла Кропоткинскую взять. А теперь всё - вышел приказ, меняем марш...
- И что?
- Как что? - удивился унтер с черными погонами на плечах, - не видать тебе родных своих, станица остаётся у краснопузых в руках. Теперь уже до победы придётся ждать...
"Точно! Кропоткинская! Там сейчас маленький Андрей, отец не рождённого пока деда, Олега Андреевича. Будущего большевика..."
До победы... Счастливчик, ещё не знает.
Уже навсегда...
- Ух ты! - вдруг удивлённо вскричал собеседник Романа, - Красота! Откуда это вообще у тебя?!
Палец белогвардейца уперся в перстень, изображавший Двуглавого, Российской Империи, Орла...
* * *
А потом было много всего. Очень много. Погиб генерал Марков - и на черных погонах появился красивый, но веющий скорбью вензель "М". Второй Кубанский поход, начало которого и застал сам Роман, продолжался. В августе 1918 полки Добровольческий Армии взяли Екатеринодар...
Вместе с возвращением памяти появились и навыки: оказывается, пристав умел отлично стрелять, да и в рубле на саблях был куда как неплох. Вряд ли кто-то смог упрекнуть бы Романа, что в сражении он чем-то уступал врагам. Более того, за истекшее время пристав прикончил двоих: одного пулей, другого штыком - во время отчаянной атаки, когда шли трое на семерых... Это нравилось Роману, нравилось драться, чувствовать на руках кровь. Он понимал, что проживает чужую жизнь, и, конечно, не в людских силах что-то здесь поменять... но данный вопрос редко отнимал много места в его голове.
Судьба прадеда? Прекрасно, пусть будет так. Это лучше, чем серая, бессмысленная жизнь там, где он существовал. Очень скоро прошлое стало восприниматься как сон - долгий и нудный сон, который, к счастью, уже позади. Реальность только одна: та, где ты есть. Где в руках сжата винтовка, а в глазах товарищей блестит надежда - безумная, как им неизвестно - остановить. Остановить колеса чудовищного механизма, не дать уничтожить, перемолоть, сломать...
Если надо, положить жизни - но только остановить.
Здесь в это верили, за это сражались, гибли. А что может быть лучше, чем если у человека есть цель? Настоящая, достойная цель, ради которой он готов вытерпеть голод и боль, болезнь и страданья? Ничего - думал Роман. Брал оружие и шёл воевать...
Пристав редко видел глаза врагов. Так уж получалось, далеко не всегда сражение вытекало в штыковой бой. Но зато он отчетливо чувствовал пламя. То самое, пламя багряной звезды, отблеск которого бродил в зрачках его племянника, в прошлом деда, ветерана Второй Мировой... Кто-то из красных - и их оказалось много! - был совершенно такого лишён, кто-то светился, но несильно, слегка... но иные... иные горели! Горели так, что хотелось отшатнуться, закрыть глаза.
...Вместо этого Роман перезаряжал винтовку и стрелял. По комиссарам, интернационалистам, прочей деструктивной, антирусской мрази. И, видит Бог, чувствовал, что поступает верно, бьется не зря...
...У пристава появились друзья. Точнее, вернувшаяся память подарила и их. Степан, - тот парень с усами и бородой, Павел - белогвардеец, первым сообщивший что Роману уже не увидеть родных... много прочих, перечислять которых сейчас нет причин. Некоторые погибли, жизнь прочих, зачастую, висела на кончике их штыка...
Роман обнаружил, что, по каким-то причинам, пламя интернационала замечает лишь он один. Другие были как из учебника по истории - чувствуя общую беду, не различали людей. Форма комиссара, треугольники на рукавах - вот единственное, как разделяли врага товарищи по полку. Внешние признаки. Всё. Это было странно... Роман находил тысячи объяснений, но понимал, что от истины они далеко. В конце-концов плюнул и перестал забивать голову ерундой. Ведь если вероятность решения загадки стремится к нулю, то, наверное, стоит оставить как есть - и посвятить время чему-то ещё?
Время шло. Добровольцы взяли Майкоп, Армавир, после упорного, почти месячного сражения пал центр губернии, город Ставрополь. К концу тысяча девятьсот восемнадцатого от большевиков были очищены значительные территории: Кубань, Ставрополье, весь Северный Кавказ. Немцы прогнали красных с Украины, поступали отрывочные вести о растущей мощи войск Колчака...
Многим казалось, что теперь-то уж всё: большевицкая гидра развеется в прах. Роман, понятно, надежд не разделял. И ожесточенно тренировался: рубился на саблях либо, когда позволяли патроны, стрелял. Его способности росли, будто бы на дрожжах - к лету тысяча девятьсот девятнадцатого он был первым по указанным дисциплинам в взводе, на ротных соревнованиях дошёл до финала - где, правда, всё-таки проиграл.
...Наступление на Москву, начатое с такой помпой и широким размахом, провалилось: учебник истории не соврал. Красные были близки к провалу, началась даже эвакуация правительственных организаций... но не судьба. Наступила приправленная кровью зима: войска Деникина оставляли Харьков, Киев, Донбасс...
Дивизия, в которой служил Роман, была окружена. После долгих боёв людям, носящим имя погибшего генерала, удалось вырваться из котла... но цена! В окрестностях одного не шибко известного села сгинуло две трети тех, кто там воевал... Среди них был и Павел, и целая куча прочих, кого пристав отлично знал...
Уходя от наседающих красных, люди уже не улыбались, как полгода назад. На лицах появилась ожесточение, что-то чёрное родилось в сердцах... Но они не покорились, не собирались сдаваться и отступать. "Реванш ещё будет", - вот что, зачастую, говорили тогда...
Услышав подобное, Роман отмалчивался. И - при первой возможности - стрелял. Счет убитых большевиков давно перерос цифру два...
* * *
С запада дул легкий, приятный ветерок. За спиной - расстилалась необъятная, пенящаяся легкими волнами, водная гладь. Воздух нёс запах соли и машинного масла. На душе лежала тоска.