Выбрать главу

Мэри оглянулась по сторонам, и весь этот спектакль с персонажами в траурных костюмах вдруг показался ей таким же нереальным, какой и она, конечно, казалась им всем.

— Это все ваши кровные родственники? — спросила она.

— Все, — гордо заявил он. — Мои отпрыски и отпрыски моих братьев.

— И все они всегда плясали под вашу дудку? — позволила она себе дерзость, ведь эта фантасмагория ее абсолютно не касалась.

Его глаза неожиданно сверкнули.

— Естественно. В больших семьях кто-то один должен быть главным… — Он недобро усмехнулся. — К тому же, все они чего-то от меня хотят.

— И Ред тоже?

— Нет, — неохотно констатировал он. — Все, кроме Реда. Он вам нравится?

— Когда-то я о нем мечтала, — призналась она.

— «Мечтала»? — Смех Старого коршуна больше походил на блеяние. — Вот как теперь называют то, в результате чего в люльке пищит ребенок? В мое время мечтали в более невинном возрасте, а для того, что делают взрослые, существовало другое слово.

Мэри покраснела.

— Еда подана, дед, — раздался за ее спиной голос Реда, и в нем не было ни малейшего следа подобострастной покорности перед патриархом. — Ты ведь позволишь, дед, — продолжил он, протягивая Мэри руку, чтобы помочь ей встать. — Мэри только сегодня утром приехала из Феникса.

— Я позволяю, Ред. Но ты не позволяй ей так же быстро уехать обратно. Я хочу, чтобы ты…

— Я знаю, дед. Ты хочешь увидеть меня счастливым. Я очень постараюсь.

3

— Мы все очень постарались, — пробормотал Ред на обратном пути, прокручивая в памяти прошедший день. На заднем сиденье посапывал счастливый, закутанный в одеяла Пат, а эта Мэри уютно прикорнула на его собственном плече.

Он включил посильнее печку, чтобы его сурки не замерзли.

День выдался длинным. После торжественного обеда все несколько расслабились, и Мэри классно себя проявила. Не унижаясь до вранья и нисколько не роняя достоинства, она, ради него и Пата, играла роль Апалачи для тех, кто принимал ее за Апалачу, а для остальных была просто коммуникабельной молодой женщиной. Она проявила необычную подкованность во многих областях. Излюбленной ее темой была живопись и индейская скульптура, но одновременно с этим она смогла сообщить его брату Фрэнку, намеревавшемуся заняться политикой, массу ценной информации относительно ситуации внутри демократической партии в Фениксе.

«Это удивительно, милая мисс Вигэм», — подумал он, рассматривая в свете от приборной панели профиль спящей Мэри.

У большинства женщин — даже красивых — профиль был скучным. Но только не у Мэри. Ее носик казался таким… любопытным. Словно у фенека — миниатюрной песчаной лисички, принюхивающейся к утреннему воздуху.

Ред тихо засмеялся. «Лицо, которое не забудешь», — пришло ему в голову. Вот он и не забыл, ведь откуда-то он знал это лицо. Уже знал, хотя, казалось, впервые увидел ее выходящей из автобуса, и поэтому улыбнулся. Но откуда он его знал?

«Ты фантазируешь», — сказал он себе. Эта женщина — не его типа. Слишком для него образованная, слишком самоуверенная, слишком белокожая, слишком «янки», слишком…

Почему он, собственно, принялся перечислять все, что свидетельствовало против нее?

Он знал почему и, действительно не желая об этом думать, включил радио, но очень тихо.

«Мэри…» — снова повторил он в уме ее имя и задумался, отчего она не захотела ему сказать ни кем работает, ни что ей нужно в Санта-Хуаните. По своему кругозору она могла быть, например, библиотекаршей. Примет ли она от него хоть какую-нибудь малость в благодарность за свою услугу? Артистка получила двести долларов, а что могло бы доставить радость этой маленькой незнакомке? Может, статуэтка из его индейской или мексиканской коллекции?

Ред чуть усилил громкость радио, услышав приятную мелодию. Он когда-то и сам исполнял эту песню, но новая интерпретация Льюиса Роллера нравилась ему больше.

Это была история мужчины и женщины, в последний раз перед разлукой танцующих вместе на вечеринке. Стало быть, речь шла о прощании, однако в припеве оживала надежда. Ред почти машинально подпевал: «Улыбнись, не плачь, не знаю как, не знаю когда, но мы будем вместе».

«Как сентиментально», — одернул он себя, и все же это было именно то чувство, которое охватывало его, когда он смотрел на эту Мэри. Даже если она завтра уедет, он знал, что они снова увидятся.

«О нет, только не это!» — приказал он себе. Он жил насыщенной жизнью. Любил свой отель, своих лошадей, музыку. Ощущение семьи давал ему маленький Пат. А что касается остальных желаний, то повсюду полно чувственных и незакомплексованных женщин.