- А где Маноле? - спросила я.
- Ушёл подышать озоном, - хмыкнул он.
Спрыгнул молодецки с портала, сплюнул под ноги и скрылся в подъезде, гремя по шлаку совковой лопатой.
Свернула на полустанок и увидела знакомую спину. Держа в руке берет, Маноле перемахнул насыпь, первый путь железнодорожного состава. Я окликнула. Он не обернулся, однако остановился. И не оглядываясь, ждал меня, пока я не приблизилась.
- Хотел Олечке маков нарвать, последних осенних маков, - сказал он, - она ни разу не видела мак.
- Разве в селе не растут маки? - удивилась я.
- Может и растут где, но не такие, - он взял мою руку, - раз провидение привёло сюда, пошли, я покажу полянку маков---- это такая красота, у них второе цветение, что в природе бывает довольно редко.
За молодым ореховым садом вырвались осенние лужайки, обсыпанные после дождя, жучками, бабочками. Неожиданно я вскрикнула:
- Маки! Жёлтые маки! - и побежала вперёд.
Припала на колени и стала слизывать с лепестков их распахнутых чаш капли дождя.
В атмосфере парило, несмотря на сентябрь; Маноле сбросил свитер, снял часы с руки и присел.
- Такую красоту жалко рвать в букет, даже любимой дочери, - он притянул к себе головку мака, - когда я служил в армии и бороздил Ледовитый океан, то видел полярные маки, они расцветали подо льдом, жёлтые, яркие, солнце было затянуто туманом, вместо него светили маки.
- Если мак выживает подо льдом, - удивилась я, - наверное, красота его вдвойне ценнее.
- Я должен согласиться с тобой, - и он привлёк к себе, после паузы продолжил, - сдаю дела прорабские, буду работать в селе. Не хотелось сегодня говорить о грустном.
- Ты хотел уехать, молча? - я отстранилась.
- Да нет, это не меняет нашей дружбы, может, наоборот, - сказал он, - я буду наведываться или названивать, - и он притянул настойчивее, - кого бы ты хотела, мальчика или девочку? - его глаза снова изменились.
- Ты неисправим! - я ударила его по руке, в синих глазах с поволокой было столько чертей.
Мы обнялись. Он обхватил за плечи и правой рукой растегнул на шее цепочку с серебряным крестиком, снял с груди, сдавив в ладони. Это было проделано так мгновенно, что в первую секунду я и не предала значения, скорее, не почувствовала. Однако он приоткрыл ладонь, и, размахнувшись, забросил вглубь поляны маков смятую цепочку.
- Я подарю тебе золотую, с медальоном.
- А вот этого делать не надо, - резко отстранилась, если я принимаю тебя с женой, дочкой, со всеми грехами,..
- И ещё с партбилетом, - он прижал ладонь к сердцу. Его глаза смеялись.
- И ещё с партбилетом, - продолжила я, - почему же ты не можешь меня принять такой, какая я есть, в чём провинился тот крестик? Может, он мне памятен и дорог родительским домом?
Я раздвинула поляну маков и стала искать цепочку. Он поднялся, подхватил меня на руки и вынес.
- Ты помнёшь маки, - сказал Маноле, - и я не смогу нарвать Олечке букет, уж я такой.
С ним не возможно было ссориться.
- Я буду приезжать к тебе каждую субботу, - продолжал он, - я не рвался в партком, но народ так решил, что я в селе самый лучший, честный, порядочный, хороший семьянин, и выдвинул меня в секретари, - он усмехнулся, - я с женщинами умею ладить, а в колхозе почти вся работа на женских плечах.
- Я так думаю, что народу нравятся твои грехи, - в тон сказала ему, - потому что в тебе видит себя, поэтому избрал тебя секретарём парткома. Кстати, я слышала это в редакции, но не придала значения.
Раскрыла сумочку, вынула фотоаппарат.
- Ладно, отойди к макам, я запечатлею новоявленного секретаря для истории, - сказала, наводя объектив.
- Ты простила меня? - он покачал головой, - как жаль, что этих качеств не хватает моей жене, - Маноле пятился назад к поляне маков, а я снимала во всех ракурсах.
Он, то смеялся, рвал цветы, бросал их в меня, то корчил рожицы. Я же пыталась уловить и запечатлеть, потом мы присели в обнимку и притихли.
Близился вечер, я проводила его на местный поезд, Маноле долго махал из окна букетом жёлтых маков, крича на весь полустанок: - не забудь про фотку для меня.
Я вернулась в поисках цепочки, лишь поляна была затоптана, да маки почти все или примяты, или же сорваны. Вдруг стало грустно, а так всё хорошо начиналось. Небо вновь распорола молния, следом вырвался гром и оглушил пространство, хлынул дождь.
- Кажется, мелькнула радуга, лишь потом пошёл дождь, - подумала я, вышла к полустанку через ореховый сад. В отличие от поляны, которая была в тени деревьев, вдоль насыпи давно отцвели дикие маки и лишь кое-где ещё колыхались на ветру коробочки, полные семян. Мелькнула шальная мысль: «если родится мальчик, я не дам ему имя отца». Наверное, в тот момент я была зла на Маноле, на весь белый свет- , на этом батюшка ,послюнявив палец, провел черту ногтем, захлопнув тетрадь, перекрестившись трижды.
Жасминовый чай. Генка вёл матрису начальника дороги по объездному пути рано утром во вторник, на этот раз ему везло, не было тумана, и он ехал быстро и спокойно, слегка насвистывая и думая о Насте, их будущем ребенке, ему хотелось мальчика...