Выбрать главу

- Маруся, куда?

- Всё туда же, с ветерком!

- Валяй.

Я хотела влезть в кабину, но подножка у «Маза» высокая, а юбка узкая - призадумалась.

- Чего стала!

- Не ори!

- Не орал бы.

Он перегнулся через сиденье, подхватил за локоть, я села, как мяч. В кабине была настоящая благодать, вздохнула, откинувшись на сиденье, ехала, подпрыгивая на ухабах, с закрытыми глазами, продлевая удовольствие в мечтах. Потом очнулась в нужный момент.

Привет, пустынный уголок. Отсчитываю шофёру полтинник, кладу на сиденье. Он не глядит - вежливый - бывает, прямо в руке пересчитает. Дом, куда я вхожу через распахнутые ворота, с пятью окнами на трассу, четырьмя во двор, с двумя клёнами и молоденькой сиренью - прямо резиновый. Наша контора, то бишь, местная редакция, дом пионеров, детская библиотека и общество охотников в тесноте и в обиде. А по средам и субботам Магеллан начинает свою программу, кружок «Умелые руки» и с десяти утра уже взвизгивает пилорама, как молодой поросёнок в мешке. Появляюсь на работе и вижу вполне оптимистическую картину. Сашка Синякин делает два шага направо, два шага налево и пижонится в новых иллюстрированных брюках. Стелуца оглядывает его и командует:

- Повернись... так, хорош, хорош, гусь.

Сашка, довольный, великодушно поворачивается на все тупые и острые углы, демонстрируя новые венгерские брюки за 5 карбованцев. А за стеной жжи-жжи-жжик гуляет пилорама, то замолкает, то с ураганной силой врезает мелодии через стены наружу.

Наша газета существует недели три: с той минуты, как полустанок объявили райцентром. Сначала нас поселили в домике, построенном по типу конюшни. В домике было холодно, как в ящике для мороженого. Сашка сидел с красным носом, Стелуца с модным японским гриппом, я сочетала в себе то и другое, одному Магеллану светило солнце: он по рецепту жены охлаждал горло чесноком с гранатом на водочном растворе. Все мы жили в ожидании лучших дней, Магеллан и Синякин сражались в шахматы, заделывая друг другу «маленький Сталинградик», Стелуца проверяла культурно-бытовое обслуживание райцентра, я читала «Жизнь пчёл» Метерлинка. Наш шеф, Андрей Фёдорович, прозванный в кулуарах «ты-ты-мы-ты» нас­вистывая, размахивая сеточкой, в которой сияли парниковые огурчики, ходил по аллее в партком. Жизнь била своим ключом и тогда, когда нас пригласили всем коллективом в партком. Стелла Фёдоровна успела починить и почистить белые туфли. Синякин Александр Фёдорович накрахмалить белую сорочку. Андрей Фёдорович облачился в типовой - коричневый в полоску - костюм местного комбината бытового обслуживания, а Магеллан блистал своей галантностью, как средневековый рыцарь доспехами, поддерживал Стелуцу под руку - ночью прошёл дождь, аллея набухла, и Стелуца должна была не идти, а лететь, чтоб не запачкать белые туфли. Потом мы терпеливо сидели на скамейке в саду парткома: у секретаря шло совещание. Мужчины пожалели, что нет шахмат, Стелуца вытирала бумагой туфли, шеф то появлялся бледный и взволнованный, то исчезал в дверях, которые нам было суждено судьбой переступить, Магеллан принёс горсть крупных семечек с чёрными обводами. Семечки были сладкие, сочные, и мы весело принялись за переработку масленичной культуры.

Наконец, грянул гром. Из речи секретаря парткома выяснилось, что мы вполне взрослые люди и должны сознавать, какую ответственность несём на своих плечах. Каждый из нас рассказал автобиографию. Биография была только у одного Магеллана, а у Синякина, Стелуцы годы рождения. Я узнала, что всех моложе, но от этого не стало ни холодно ни жарко, потому что секретарь в конце своего напутствия высказал мысль: с молодых двойной спрос. Через десять минут мы покинули партком, посовещавшись, решили поддержать гаснущие силы и направились в сторону чайной. Впереди шагали шеф, Магеллан и Синякин - три богатыря, которые понесут на своих плечах всю ответственность. Как раз подходило обеденное время, и чайная была заполонена, как половецкие степи. Под потолком повис гул, похожий на пчелиный рой - от него, казалось, покачивались громадные люстры, мы, однако, пересекли по диагонали говорливую чайную и скрылись за жёлтой бархатной ширмой. За ширмой светлела маленькая комната с двумя столиками: накрахмаленные скатерти, бумажные и льняные салфетки, рюмки, похожие на раскрывшиеся синие тюльпаны, пепельницы и прочие мелочи. Появилась разносчица.

- Ёлки-палки, девочки, командуйте, - сказал шеф.

Я остановилась на шампанском, мужчины предпочли «Дойну», Стелуца неизменную «Фетясочку». На десерт выбрали сармале, редис, зелёный лук, брынзу. Шеф сказал, что голубцы можно делать ещё меньше и добавить перца - тогда они будут пикантнее.