Однополчане

— Не знаю, может, и хорошо.

Жена Колоскова танцевала с полковником Зориным. Он молодцевато приподнял поседевшую голову и, улыбаясь своей партнерше, лукаво поглядывал на Колоскова. Следом за ним шли Исаевы, Пряхины, Морозовы и другие пары. Замыкающим в круге был Руденко. Начальник штаба части не отставал от молодежи и легко кружился в вальсе.

Радиола замолкла. Колосков снял пластинку и положил другую, но в это время на середину зала вышел Кочубей и громко объявил:

— Просим Якова Степановича на баяне исполнить краковяк. Танцуем на приз.

Колосков забросил широкий бархатный ремень на плечо и заиграл. К нему подсела жена.

— Приз обеспечен начальнику штаба, смотри, как красиво танцует.

— Внимание, товарищи, — заговорил Кочубей, когда Танец кончился, — приз присуждается… — он замолчал и лукаво посмотрел на окружающих.

— Руденко, Руденко! — раздались дружные возгласы.

— Правильно, товарищи, наши мнения сходятся!

Внимание всех приковано к закрытой корзине, которую вручила комиссия жене начальника штаба. Руденко торжественно поднял крышку, и все увидели голову красивой хохлатки. Необычный приз был встречен смехом и аплодисментами.

— Просим Мирона Исаева, пусть что-нибудь прочтет, — проговорила Таня Колоскова.

— Просим!

Исаев стал отказываться. После беседы с друзьями он чувствовал себя неловко и не знал, как себя вести. Но, взглянув на Пылаева, который громче всех кричал «просим», согласился.

Колосков поставил баян возле радиолы, а сам вышел в коридор покурить.

— Яков Степанович, что с вами, вы побледнели? — с беспокойством спросил его Зорин.

— Целый день плохо себя чувствую, то в холод бросит, то в жар.

— Надо быть осторожным. В санчасть ходили?

— Нет, товарищ командир. Занят был.

— Понимаю. Но придется сходить к врачу.

В зале Мирон Исаев красивым басом читал:

И потому не плачем, вспоминая
Друзей, которых с нами нет в живых.
Должны мы — так велит страна родная —
И за себя трудиться, и за них.
Мы для того прошли сквозь дым и грозы,
Чтоб на руинах все отстроить вновь.
Нас сблизили непролитые слезы,
Нас породнила пролитая кровь.
И может быть, когда мы стары будем,
О днях тяжелых поведя рассказ,
Мы с глаз смахнем слезу, и кто осудит,
Кто упрекнет за эту слабость нас…

— Да… — тяжело вздохнул Зорин. — Многих среди нас нет… — Он опустил голову, замолчал. К нему подошел дежурный по гарнизону и вручил телеграмму. Зорин быстро прочел ее и обратился к Колоскову:

— Поздравляю вас, Яков Степанович, — он пожал Колоскову руку, — пойдемте в зал. Товарищи, — обратился он к танцующим. Радиола умолкла, все повернулись к Зорину. — Получен Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении орденами офицеров нашего полка: «За отличное выполнение своего служебного долга наградить: орденом Красного Знамени гвардии майора Колоскова Якова Степановича. Орденом Красной Звезды — капитана Снегова Евгения Никифоровича, рядового Цимбала Куприяна Гавриловича».

Дружные аплодисменты раздались в зале. Все бросились поздравлять награжденных.

— Внимание! — крикнул Морозов. — Послушаем боевых друзей — гвардии подполковника Пряхина, гвардии майора Колоскова, гвардии капитана Пылаева и Кочубея. Пусть исполнят «Солнце скрылось за горою».

Радостные возгласы и аплодисменты были ответом. Колосков взял баян, и товарищи дружно запели:

Солнце скрылось за горою,
Затуманились речные перекаты,
А дорогою степною
Шли с войны домой советские солдаты.

Присутствующие вполголоса подхватили знакомые слова песни:

Они жизни не щадили,
Защищая отчий край — страну родную.
Одолели — победили
Всех врагов в боях за Родину святую.

Не успела смолкнуть песня, как раздался громкий голос Евгении Сергеевны Исаевой:

— Дамский вальс.

Исаева включила радиолу и подошла к Якову.

— Яков Степанович, не откажите.

— Отказываться не смею, да еще в такой вечер. Но учтите, это первый провозной, — сказал он и несмело вошел в круг.

После танца Колосков проводил Исаеву к месту, почувствовав себя плохо, вышел из клуба.

Ночь была темная, высоко в небе горели крупные звезды. Колосков прислонился к стене и стал слушать песню, долетавшую сюда из открытых окон.

Воздух был мягок и душист. Из-за горы показался щербатый месяц и несмело осветил дома, позолотил крыши старинных солдатских казарм. За высокими кирпичными стенами военного городка возле скал закричали хором шакалы, будто настойчиво просили часового: «пусти, пусти».