В эти трудные дни Колосков не летал — болела раненая рука. В госпиталь его не отправили. Командиру жаль было расставаться с хорошим летчиком. Да и сам Колосков наотрез отказался ехать в тыловой госпиталь. Вот и сидел Яков на «вынужденной посадке», в полковом лазарете — тесной крестьянской избушке.
Как-то утром к нему ворвался Дружинин.
— Скорее, Яша, на митинг… Нашему полку присвоено звание Гвардейского, — запыхавшись, проговорил он.
— А врач пустит? — оживившись, спросил Колосков.
— С ним договорились. Меня командир полка с аэродрома на машине прислал… Скорее, нас ждут. Ты выступать должен.
— Так быстро… Что я скажу, какой из меня оратор. — Идем, идем скорей, там разберемся.
На аэродроме, вдоль боевых самолетов, стояли летчики, штурманы и техники. Митинг открыл комиссар полка, дал слово Зорину.
— Товарищи, друзья! — простуженным голосом заговорил командир полка. — Нам присвоено высокое звание советских гвардейцев. Большая честь… Не легко она досталась нам… многих среди нас нет… Мы, оставшиеся в живых, обязаны утроить свои удары по врагу… Все свои помыслы, всю свою силу отдадим на благо Отчизны. Ибо самое дорогое для каждого из нас — Родина!
Выступали летчики, техники, оружейники. Старший лейтенант Колосков, придерживая забинтованную руку, бросал короткие, отрывистые фразы:
— Не пожалеем жизни… Не будет пощады врагу… Клянемся…
К вечеру поднялась поземка. Ударил мороз. Холодный ветер в злобе срывал с плоскостей самолетов корки тонкого льда. Зорин поднял воротник реглана и стал спиной к ветру. С посадочной полосы уходить не хотелось. Из армии сообщали, что в полк вылетели с подарками уральские рабочие.
Из крайней землянки, врытой глубоко в землю, щуря глаза от ударившего в лицо ветра, вышел Чугунов. Он тоже с нетерпением ждал гостей. Он надеялся получить весточку от отца, который работал на одном из уральских заводов.
Чугунов подошел к командиру:
— Долго что-то не летят. Уже собрались все. — Погода нелетная, боюсь — не доберутся.
Из ближней землянки, запорошенной снегом, выскочила группа мотористов во главе с Шеганцуковым. Он бежал впереди всех, размахивая руками, кричал:
— Вылетели, вылетели. По телефону сообщили, сам слышал.
Вскоре ветер донес звуки мотора. На горизонте появился «Дуглас». Самолет летел так низко, что казалось, он бежит по земле. Не долетая аэродрома, летчик горкой набрал высоту и тут же выпустил шасси. На звук моторов из всех землянок выбежали летчики, штурманы и техники.
Из самолета выходили гости. Впереди шел пожилой мужчина. Он отрекомендовался командиру:
— Вихров Павел Сидорович. Представители металлургических заводов Урала прибыли к вам.
— Очень рады. Добро пожаловать, — быстро проговорил командир.
— Комиссар полка, — представился гостям Чугунов.
— Комиссара знаем, отец у нас работает. Потомственные уральцы. В адрес вашей части, товарищ Чугунов, есть много писем от заводских девушек. Просят передать лучшим летчикам и техникам, — Павел Сидорович передал Чугунову большую связку писем. — Примите от нас также скромные подарки. — Он кивком головы показал на самолет, откуда уже сгружали ящики и бочки.
— Большое вам спасибо, — ответил командир.
— Через Москву летели? — спросил Чугунов.
— Да, через Москву, — ответил Вихров. — Ну, ведите к бойцам, поговорить надо. Много слышали о них хорошего. Молодцы!
От этих теплых слов и от того, что в часть приехали гости из далекого тыла, на душе Шеганцукова потеплело и он вдруг спросил:
— Скажите, как в тылу? Мы… — и, смутившись, замолчал.
— Живем… Не падаем духом, на лучшее надеемся. Работаем много. Сейчас выпускаем для вас такие самолеты, что враг от злости лопнет.
— Машины, что и говорить! Скорость полтыщи перемахнула. На каждой пушки, пулеметы, — добавил другой рабочий.
— Правильно, Васятка, — подтвердил Вихров. — Народ у нас исключительный, работящий, по трое суток не выходит из цехов. Да вот взять самого младшего из нас, — он показал на Василия, который сразу же смущенно опустил большие пушистые ресницы.
— Ну, ну, не красней, чай не девица. Правду говорю, — с улыбкой продолжал Павел Сидорович. — Ежедневно выполняет задание на 300 процентов. Каков?
— Я что, — сказал Василий. — Сами, небось, за пятьсот даете…
— Я начальство, мне положено, — шутливо ответил Вихров, — а вот батю твоего, комиссар, не догоню. Недавно шестьсот процентов дал старик!