— Как при чем? — воскликнул Снегов. — Да ведь штурман — правая рука командира. Попробуйте-ка вы так посадить самолет.
— Самолет сажает летчик, а не вы. А что касается меня, то одна в одну притру и без штурмана.
— Гордеев, да вы хвастун, — полушутя бросил Снегов, — одного желания мало, товарищ Миша.
— Я берусь сегодняшние три посадки сделать в одну точку, — слегка вспыхнув, проговорил Гордеев.
Летчики и штурманы с интересом смотрели на штурмана эскадрильи; что же он ответит молодому пилоту?
— Хорошо, давайте поспорим. Не выйдет у вас.
— Проспорите, товарищ старший лейтенант, — Гордеев протянул Снегову руку. Глаза его по-мальчишески озорно заблестели. Молодой летчик был уверен в себе. В училище он лучше всех курсантов освоил новый тип самолета.
— По рукам!
— Хорошо, товарищ лейтенант, если две первые посадки и расчеты будут одинаковые, отдаю вам свои штурманские часы. Но… Проспорите — тут же сбреете свои усы.
Бомбардировщики первой эскадрильи выруливали на старт и оттуда улетали в зону стрельб. Дошла очередь и до лейтенанта Гордеева. Руководитель разрешил полет.
— Взлетел отлично, — следя за самолетом, сказал Исаев. — Снегов, готовь часы.
— Это мы еще посмотрим.
Во втором полете Гордеев дальше обычного сделал четвертый разворот, усложнив этим расчет и посадку. Самолет приземлился основными колесами на краю посадочных знаков. Посадка получила высокую оценку. Многие позавидовали мастерству летчика, и все же второй расчет резко отличался от первого. Гордеев зарулил самолет на стоянку и неохотно пошел к товарищам. Второй раз в летной практике он не рассчитал своих сил.
Еще в училище как-то Гордеев сел с большим перелетом. Его инструктор, который любил говорить: «Сажать самолет надо так, чтобы червяка на посадке видно было», спросил его, почему сел с перелетом. Гордеев набрался смелости и сказал: «Червяк уполз вперед, вот я и сел дальше». Инструктор рассмеялся, тем дело и кончилось. А теперь опять сорвался…
Пряхин похлопал Гордеева по плечу.
— Не горюй, Снегов пошутил. А ошибка ваша в том, что после четвертого разворота надо было уйти на второй круг, не торопиться с посадкой. Летали вы хорошо и сможете летать отлично.
Лейтенант повеселел и поднял голову.
— Нехорошо получилось, товарищ гвардии подполковник. Теперь подумают, я хвастун.
— Никто не думает.
— Давайте разойдемся на мирных началах, — обращаясь к Снегову, попробовал отшутиться Гордеев.
— Э, нет, у нас не положено слово на ветер бросать.
— Честное слово, товарищ гвардии старший лейтенант, после отпуска сбрею красу свою.
— Нет, ждать я не согласен. Может, ножнички и зеркальце нужны? — Снегов полез в боковой карман летной куртки.
— Нет, спасибо, — Гордеев достал свои маленькие ножнички.
— Ладно, лейтенант, на первый раз прощаю. Один ноль в мою пользу, — засмеялся Снегов и отошел.
— Нет уж, благодарю, в долгу не люблю оставаться, — Гордеев решительно щелкнул ножничками.
Кто-то громко вздохнул и с сожалением бросил:
— Я их породил, я их…
— Что вы делаете! — воскликнул Снегов и схватил лейтенанта за локоть. — Вот упрямец!
После выполнения задания на самолете ПО-2 Пылаев прилетел на полигон за Кочубеем, который руководил здесь стрельбами. Не выключая мотор, Пылаев вылез из кабины.
— Чем порадуете, товарищ штурман?
— Своя рука — владыка, кому сколько захочу, столько и отмечу, — шутливо ответил Кочубей.
— А точнее?
— Лучше всех стреляли летчики эскадрильи Колоскова. Сам он поразил цель отлично. У остальных по восемь и десять попаданий. Общая оценка эскадрильи — отлично.
— У нас как? — нетерпеливо переспросил Пылаев.
— Да так себе. Четверо выполнили на хорошо, три — на посредственно. Командир второго звена стрелял отлично.
— Для нас и это неплохо. А я как выполнил упражнение?
— Хорошо. И все же Яков намного нас обскакал, — заметил Кочубей.
— Куда нам за Яковом. Они стреляли с реактивных. Самолет при пикировании устойчив. Вот скоро переучимся, тогда покажем класс. А сейчас, как говорится, выше головы не прыгнешь.
— Знаешь, командир, поговорка эта уже устарела. Сейчас повыше головы прыгают.
— Ладно, ладно, остряк-самоучка. Ты лучше скажи, пойдешь сегодня вечером на лекцию?
— А как же, надо Колоскова послушать.
— Ну вот, там и встретимся, садись в переднюю кабину, полетим.
Самолет зарулил на стоянку. На аэродроме, кроме механика, никого уже не было. Пылаев со стоянки пошел в эскадрилью Колоскова, столкнулся с ним в коридоре.