— Да зачем ей учиться, — вмешалась мать. — У нее женихов хоть отбавляй. Ей надо замуж, это единственный выход. И пусть не связывается с Зориным. Правда, Виктор неплох собой, сын полковника, но он еще не в силах прокормить свою жену. Нет, дочка, надо выходить за Лешу. Получает много, тихий, культурный…
Роза молчала. Она редко задумывалась о своем будущем. В Саратове окончила семилетку, после войны переехала с родителями в эти края. Учиться не хотелось. Ходила в кино, на танцы. Многие из летчиков-инструкторов и курсантов поглядывали на красивую девушку. Два года тому назад она познакомилась с сестрой Кудрявцева, а через нее и с Лешей. А совсем недавно появился Виктор…
— Я замуж не собираюсь, и давайте об этом не говорить, — вздохнула Роза.
— Ты меня своим характером в гроб вгонишь! — воскликнула мать. — Что же я скажу Леше, я ему обещала уладить…
— Садитесь, чайку выпьем.
Брат и сестра пересели к столу.
— Отец мой, а ваш дедушка, — говорила мать, разливая чай, — из семьи Ухватовых. А кто такой Ухватов, ты, сынок, знаешь, не раз бывал у них в гостях. Он к деньгам жадный был, а если за что возьмется — не упустит. Ушел в Сибирь в лаптях, а там стал крепким хозяином. Царство ему небесное, суров был на руку, вашу бабушку бил, копеечку жалеючи.
— Вот и Мирон в Деда пошел, — засмеялась Роза, — такой же жадный.
— Это не твоего ума дело. Ты не зарабатываешь, — огрызнулся Мирон.
— А я так погляжу, — продолжала мать, — там, где достаток, там любовь и счастье. Красота — это природный дар, и ею надо умело пользоваться.
— Нет, мама, в человеке важен прежде всего ум. Без ума и красота завянет, — возразил Мирон.
— Не скажи, сынок. Вон отец ваш не обижал меня, любил семью, но странность имел: терялся в жизни, когда давалось — не брал. Почему мы и жили в нужде, из долгов не выходили…
— Вот и хорошо, мама. Значит, я вся в папу, — захлопала в ладоши Роза и, отодвинув стакан, встала.
— У вас мать не в почете, не дадите слова сказать, — обиженно проговорила Исаева.
С улицы донесся громкий голос.
— Роза, на минуточку!
Роза проворно выскочила из комнаты. Мирон посмотрел в окно и, увидев старшего сержанта, спросил у матери.
— Кто это?
— Репин. Рядом с нами живет, в училище работает механиком, А ты его разве не знаешь?
— Нет. Первый раз слышу.
— Константинов говорил, что из вашей части демобилизовался.
— Наверное, однофамилец, — сказал Исаев, внимательно рассматривая военного.
Вбежала Роза и, помахивая билетом, объявила:
— Я приглашена на танцы.
— Поздравляю, — ухмыльнулся Исаев. — Ну, мне пора. Скоро автобус отходит. — Мирон поцеловал мать. — В следующий раз приеду с семьей… Да, мама, я обещал вам для душа бачок, да не вышло… Сама знаешь, мое дело солдатское…
В фойе Дома офицеров играл духовой оркестр. Пашкевич, он же Репин, наблюдал, как по кругу проплывали танцующие пары.
В воскресный день здесь всегда было людно, на танцы приходили не только офицеры с семьями, но и гости — молодежь с радиозавода.
В зал вошел Виктор Зорин, бережно поддерживая под руку Розу Исаеву; они сразу вошли в круг танцующих. Поравнявшись с Репиным, Виктор дружески улыбнулся и кивнул головой в знак приветствия.
Мимо старшего сержанта Репина прошла среднего роста красивая девушка. Это была Галя Кудрявцева, сестра инструктора. Она остановилась возле открытого окна и стала следить за танцующими.
Механик, придав лицу оживленное выражение, подошел к девушке.
— Галя, вы, как фея, явились неведомо откуда, — пожимая ей руку, проговорил он. — Вашего брата нет, я думал, и вы не придете.
Галя молча отдала Репину объемистую тетрадь. Они прошли в угол фойе, сели на диван.
Девушка, посмотрев в глаза Репину, заговорила:
— Задержалась, дневник ваш дочитывала и узнала большую для себя радость. Подумайте, вы на фронте встречались с моим старшим братом.
— Было это на Будапештском направлении. Капитана Кудрявцева я хорошо знаю. Познакомились в бою. Смелый летчик, можно сказать, герой. А где же он сейчас?
Пашкевич отлично знал, что брат инструктора Кудрявцева погиб под Прагой, но решил скрыть это. Дневник Петра Репина он дал прочесть Гале, чтобы войти в доверие к девушке, может, даже заставить ее полюбить себя и тогда… Пашкевич рисовал себе картины, как он успешно добывает через Галю нужные ему сведения. Пока дела шли неплохо. С Константиновым все удалось, как было задумано. Должно получиться и здесь. «Надо действовать решительно», — подумал он, поглядывая на Галю.