— Товарищ старший лейтенант, самолет номер шесть готов к полету. Механик самолета гвардии старший сержант Репин.
— Вольно! Продолжайте работать. Летать будем во вторую смену, — проговорил Кудрявцев, потом отвел механика в сторону. — Я слышал ваш разговор. Курсант Степанов совершенно прав. Наша Коммунистическая партия возглавила народные массы, а коммунисты всегда были впереди, показывали мужество и героизм. Без этого никакие случайности не спасли бы нас от поражения. Вам это пора знать, в партию готовитесь.
— Товарищ командир, маленько не додумал. Теперь ясно… За поправку спасибо…
— Перекурите, а затем работать до второго завтрака без перерыва, — сказал, уходя, старший лейтенант.
— Считаю, товарищ механик, нашу ассамблею закрытой. Пойдемте курить, — примирительно сказал Степанов.
Виктор не курил. Оставшись возле самолета, он достал наставление, стал читать его. До слуха Зорина донесся недовольный голос Репина. Механик что-то бурчал себе под нос.
— Вы что, опять не согласны? — отрываясь от книги, спросил Виктор.
— Мы еще завтра поговорим. Я и Маркса и Ленина принесу. Пусть не думает Степанов, что он умнее других. Подумаешь, учить вздумал, сам в армии без года неделю.
Он злобно посмотрел в сторону ушедших курсантов. «Все им не так… строители», — с презрительной усмешкой подумал он и решил: «Буду осторожнее. Меньше говорить, а больше слушать. Береженого и бог бережет».
— Ты, Петро, как я погляжу, смелый, — усмехнулся Виктор. — Вроде нашей Жучки. Она всегда перед сильными поджимает хвост, перестает лаять, ну, а когда никого нет, откуда смелость берется.
— Это ты к чему? — сердито спросил Репин.
— А к тому, уважаемый механик, если не согласен — отстаивай свою точку зрения. В споре рождается истина, а ты язык прикусил, как только Кудрявцев возразил тебе.
— Истина не всегда сразу ясней становится.
— Ладно, все равно ты неправ, — добродушно проговорил Зорин и отвернулся от Репина, давая понять, что разговор окончен.
— Чудак человек, не хотел я возражать инструктору. Ты же перед ним, небось, трусишь? Он у тебя невесту отбивает, а ты: возьмите ее, пожалуйста.
— Замолчи! — крикнул Зорин. — Подлец ты после этого…
— Ах ты, молокосос! — воскликнул механик и подскочил к курсанту. — Я жизнь свою не щадил, у меня деда убили… А такие, как ты, с маменьками по тылам отсиживались, на крови других счастье себе строили!
Зорин выпрямился, гневно блеснул глазами и вдруг ударил Репина по лицу.
— Подлец! Мать мою не тронь, знаешь, где она?
Старший сержант сжал кулаки и бросился было на Зорина, но сдержался.
— Так ты еще драться? Хорошо, я этого так не оставлю. К начальнику училища пойду сейчас же! — и почти побежал от самолета.
— Можешь жаловаться! — крикнул ему вдогонку Виктор.
Оставшись один, юноша стал ругать себя: «Вот бестолочь, что наделал! Не мог сдержаться. Теперь к полетам не допустят… Нет, а какой все же он гад! Что придумал: «На крови других».
И чем больше думал, тем сильнее разгоралась в его душе злоба против механика.
Третий год работал в училище летчиком-инструктором старший лейтенант Алексей Кудрявцев. За свою летную практику он воспитал и обучил много курсантов. И всегда в его группе все было благополучно. И вдруг такое ЧП: курсант, его подчиненный, осмелился поднять руку на старшего товарища! Когда механик доложил ему о случившемся, Кудрявцев, в первую минуту не мог даже поверить, что Зорин мог сделать подобное.
— Расскажите еще раз, как это произошло, — попросил Кудрявцев старшего сержанта.
Тот снова подробно рассказал летчику-инструктору о том, как курсант ударил его по лицу.
— Вы до этого не оскорбляли его?
— Что вы, товарищ старший лейтенант, да разве я позволю себе такое?
— Хорошо, я разберусь, — и Кудрявцев зашагал на аэродром.
Курсанты летной группы были выстроены возле самолета. Все уже знали, что произошло. Лица у ребят сумрачные, напряженные. Старший лейтенант резко скомандовал:
— Курсант Зорин, два шага вперед, шагом марш! Кру-гом!
Зорин стоял, опустив голову, перед своими товарищами и молчал. «Переживает парень, — думал Кудрявцев. — Еще бы — не в его характере такие проступки совершать. А может, все произошло не так, как ему доложил механик? Может, что-то еще было? Но почему Зорин молчит? И, как ни тяжело, он, Кудрявцев, должен принять по отношению к нему самые строгие меры».
— Что ж вы молчите? Оправдываться нечем? Так вот: я отстраняю вас от полетов и завтра на комсомольском собрании эскадрильи внесу предложение о наложении на вас строгого взыскания.