Они шли весь день, почти не встречая сопротивления. К вечеру достигли деревушки, где сделали привал. В деревушке было всего шесть домов, желтых, кособоких, крытых камышом; в сумерках они казались невесомыми. Это была бедная деревня, бедная еще в мирное время, а первый день войны окончательно разорил ее. Сопротивления здесь не оказывали, но двое крестьян лежали убитые, один дом горел, и все погреба были разграблены. На одном еще уцелевшем доме был прибит плакат с надписью: "Немецкие рабочие и крестьяне, не стреляйте в своих советских братьев!" Иозеф сорвал плакат и сжег его.
- Здесь мы поставим виселицу, - сказал майор.
Он приказал выгнать из домов всех жителей деревни и собрать их на площади. Нашлись восемь крестьян, двенадцать крестьянок и восемь детей.
Майор вызвал из круга двух девочек. Он приказал повесить их в отместку за смерть своей дочери.
Девочек увели, их поставили к стене дома и велели поднять над головой руки. Они не произнесли ни слова, они не плакали, словно ничего другого и не ожидали. Сзади них стояли часовые с заряженными винтовками, с примкнутыми штыками, похожими на широкие ножи, остро отточенными, ослепительно блестевшими немецкими штыками, теплый отблеск огня струился по широкому желобку, выточенному посередине штыка, чтобы с него могла лучше стекать кровь.
- И правильно, нужно кончать с этой сволочью, - сказал Иозеф.
- Этого не может быть, - прошептал Томас.
Он побледнел. - Ведь они не виноваты, - пролепетал он.
- Большевики всегда виноваты, - сказал Иозеф.
Его взгляд упал на Томаса.
- А что, тебе их жалко? - спросил Иозеф.
Томас молча покачал головой. Он чувствовал, какая все это ложь.
- Дружище, - сказал Иозеф, - дружище, тебе жалко этих русских? Да ведь это сброд, это клопы, которых надо давить!
Он потянулся.
- Я сам вызвался их повесить, - сказал он. - Вешать - это искусство. Карл умеет, он нас научит.
Быть палачом - почетная обязанность, как сказал Геринг. Нужно всему научиться. Я их повешу.
Да, я их повешу, я, да, я.
Он посмотрел на Томаса.
- Ну что? - спросил он.
- Уйди, уйди отсюда, - сказал Томас. Его глаза застлало пеленой, синей пеленой.
Иозеф рассмеялся и ушел.
- Это убийство, да, это убийство, а ты убийца! - крикнул Томас.
Он видел, как они устанавливают виселицу.
- Ты убийца, - повторил он.
Вдруг он увидел, что у солдат, стоявших возле виселицы, выросли звериные головы и заслонили человеческие лица: волки, гиены, свиньи. Совершенно отчетливо увидел он, как их лица побелели и распух"
ли, рты вытянулись, превратившись в чавкающие пасти, носы - в хоботы, глаза, заплывшие жиром, стали маленькими и налились кровью, а лбы исчезли, становясь все более покатыми, и он уже ничего не видел, кроме ощетинившейся пустоты. Только у двух девочек - это он видел - оставались человеческие лица, по-крестьянски красивые и чистые.
Он содрогнулся: а что таится в нем? Посмотрел на себя. Он был хуже всех. Ведь другие ничего не знали. А он знал.
Томас кинулся к майору.
- Что вам нужно именно сейчас, перед исполнением приговора? - сердито спросил адъютант. - С господином майором сейчас нельзя разговаривать, потом!
- Речь идет об убийстве, нужно предотвратить убийство, - сказал Томас.
Голос его срывался.
- Что, какое убийство? - спросил адъютант.
- Так точно, убийство, - повторил Томас.
Адъютант впустил его.
Когда Томас вошел в комнату майора, все поплыло у него перед глазами, все покрылось туманом.
Виднелось что-то черное, вероятно, это был майор.
- Старший стрелок П. докладывает - две русские девочки не виноваты! Я убил дочь господина майора! - сказал Томас.
- Что? - заревел майор. - Что?
Он схватил Томаса за плечо, встряхнул его и зарычал:
- Вы опять нализались, парень, опять! Вы свинья, вы с ума спятили, свинья!
Томас пытался всмотреться, но ничего не увидел.
Он бормотал:
- Господин майор, я говорю правду, я...
- Адъютант! - крикнул майор.
Хлопнула дверь, в комнате стало одним голосом больше.
- Парень напился до потери сознания! Арестуйте его! - кричал майор.
- Я не пьян, - сказал Томас твердым голосом, - я не пьян, клянусь вам...
Теперь туман перед глазами рассеялся. Он видел все совершенно отчетливо. Перед ним стоял майор, хрипя, содрогаясь всем телом, точно разъяренная глыба, руки сжаты в кулаки, а кулаки готовы в бешеном гневе разбить лицо стоящего перед ним старшего стрелка. "Он мне не верит, думал Томас, - что мне делать?!"
- Уберите его! - приказал майор.
- Слушаюсь! - сказал адъютант.
В дверь постучали. Вошел Иозеф.
- Докладываю господину майору: все готово для экзекуции.
- Хорошо, я иду, - сказал майор.
- Нет! - закричал Томас. - Нет, их нельзя убивать!
- Он с ума спятил, господин майор, - сказал Иозеф.
- Это ведь ваш приятель, да? - спросил майор.
- Господин майор, выслушайте меня, - простонал Томас.
Он подошел к двери.
- Господин майор, выслушайте меня.
- Бедный парень свихнулся, - сказал Иозеф, - ему нужно надеть смирительную рубашку.
- Ну, довольно, - заявил майор, - уведите его
прочь.
- Я прошу, господин майор, освидетельствуйте меня, я не сумасшедший, я не пьяный, а в здравом рассудке! - воскликнул Томас.
Тогда Иозеф сказал:
- Есть предложение, господин майор. Пусть поклянется своей честью, что говорит правду, будто он убийца.
- Это еще что такое? - спросил майор, но потом добавил: - Ладно. Можете вы поклясться, что говорите правду, старший стрелок?
- Этого я не могу, - пролепетал Томас.
Адъютант рассмеялся.
- Вон! - закричал майор. - Теперь уж хватит!
- Ты убил, ты! - кричал Томас, показывая пальцем на Иозефа.
Тот рассмеялся.
- Говорю вам, он спятил, господин майор! Напился до белой горячки, а увидел убитую - и вовсе рехнулся. Он сумасшедший.
- Уберите его отсюда! - приказал майор.
- Я не уйду, пока вы меня не выслушаете! - настаивал Томас.
- Бунтовать? Свяжите его! - сказал майор.
- Слушаюсь! - ответил Иозеф.
Он с размаху ударил Томаса кулаком в висок, как в тот раз. Томас пошатнулся, но еще продолжал стоять.
- Дайте ему как следует! - кричал майор.
Иозеф еще раз ударил Томаса. Томас увидел красивое юношеское лицо Иозефа: ах, эта свиная морда... Потом в голове у него помутилось, он упал.
- Пошли, пошли, - сказал майор. - Нельзя заставлять их так долго ждать в последние минуты.
Ведь мы не варвары.
В дверях он еще раз обернулся и сказал:
- Унесите сумасшедшего!
Потом вышел из комнаты. Адъютант поспешил к окну.
Когда Томас с трудом очнулся, он почувствовал равномерное покачивание. Он лежал на носилках, двое солдат несли его.
Он приподнялся. Увидел виселицу. Все уже свершилось. Он вскрикнул.
- Лежи спокойно, черт тебя подери, а то получишь еще затрещину, сказал солдат, который шел сзади. Они отнесли его в палатку и положили на кровать.
- Не делай глупостей, - сказали солдаты.
Ночь окутала землю. Томас сбежал. Его заметили и открыли по нему стрельбу. Он слышал, как свистели пули, потом огонь обжег ему легкие. Он потерял сознание и остался лежать в луже крови. Его подобрали литовские крестьяне.