Эти черные слова выделялись особенно резко на фоне белого песка за воротами, бесконечного песка, простирающегося до моря, шум которого был слышен в лагере. Когда он читал эти слойа, то вдумывался в них так же мало, как и его товарищи. Надпись существовала сама по себе-просто слова, пьянящие и громкие. А смерть-кто знал ее, кто думал о ней, кто? Но однажды ребятам пришлось доказать свою храбрость. Им завязали глаза и привели на холм, высоты которого они не знали. Югендфюрер поставил их на край обрыва и сказал: "Прыгайте вниз! - и добавил: - Это опасно, холм высокий, а внизу камни.
Можно разбиться и даже сломать себе шею". Некоторые отказались прыгать, и их с насмешками отправили обратно. Но из тех, кто остался, ни один не спросил, зачем нужен этот безумный прыжок и почему это вопрос чести.
Тогда Томас вспомнил о надписи на воротах лагеря и сказал себе: "Теперь уже не до шуток". Он услышал шум моря и прыгнул. В этот миг Томас, как и каждый, кто прыгал, казался, наверное, очень смешным, так как югендфюреры всякий раз раскатисто хохотали. И сейчас Томас снова вспомнил все это: необъяснимый страх перед тем, что его ожидало, дыхание смерти, внезапно вторгшейся в жизнь, прыжок, падение, которое казалось бесконечным и сопровождалось взрывами смеха.
Вся его жизнь, все эти восемнадцать лет промелькнули перед глазами Томаса, восемнадцать лет, и самыми неизгладимыми событиями за прошедшие годы были тот прыжок и три выстрела в мишень сегодня на стрельбище. И вот теперь с высоты этих лет Томас рухнул в неизвестность, в темноту. Он упал на самое дно, тело его содрогнулось, он открыл глаза - рядом лежала она, убитая, мертвая. Томас задрожал и пустился было бежать.
Но Иозеф схватил его за плечо.
- Ты куда? - заорал на него Иозеф.
Томас молчал. Ему хотелось только одного: убежать далеко-далеко отсюда. Но об этом незачем было говорить Иозефу. Тут ему пришло кое-что на ум. Он пролепетал:
- Да я хотел принести лопату... Надо же ее похоронить...
- Так, так, - сказал Иозеф. - Принести лопату...
Ишь ты, какой прыткий! - Он крепче вцепился в воротник своего товарища, а левой рукой схватил штык.
Томас не видел этого, он только услышал лязг металла.
- Ты что? - беззвучно спросил он.
К нему подошел Карл.
- Продать нас хотел? - спросил он.
Только теперь Томас все понял. Резким движением он вырвался и тоже замахнулся. Но Иозеф уже держал в руке штык, а Карл поднял винтовку.
Томас опустил руку.
- Вы с ума сошли, - сказал он.
Они не отвечали и молча следили друг за другом.
- Оставьте меня в покое! - проговорил Томас.
Они не отвечали. Томас пошатнулся. В глазах у него потемнело. Ему сделалось дурно.
- Это было бы тебе на руку, - услышал он голос Иозефа. - Он хочет, чтобы его оставили в покое!
Он не стрелял. Хочет удрать. Хочет остаться чистеньким. А нас продать. Предатель!
Томас собрался с силами.
- Я никого не хочу продавать, - пролепетал он.
- Пусть он тоже выстрелит. Тогда и он будет соучастником, - сказал Иозеф Карлу.
- То есть как это? - спросил Карл.
- Пусть тоже выстрелит, как мы.
- В нее?
- Да, - зарычал Иозеф, - да!
- Нет, нет, только не это, - в ужасе простонал Томас.
Карл тоже возразил.
- К чему лишний шум, - сказал он.
Он поднял винтовку и прицелился Томасу в грудь.
Томас не двинулся с места. Колени у него снова оцепенели. Почувствовав прикосновение металла к своему телу, он твердо взглянул в глаза Карлу.
Какое-то мгновение стояли они так, друг против друга. Томас не сморгнул. Наконец Карл опустил винтовку. Они все еще впивались друг в друга глазами.
- Запомни, - сказал Карл, - если ты нас предашь, тогда тебе крышка. Нам теперь нечего бояться, одним больше, одним меньше.
- Я ведь не предатель, ребята! - сказал Томас.
- Нет, - возразил Иозеф, - этого мало. Повторяй, Томас: "Если я предам вас, ребята, тогда мне смерть!" Повтори!
- Если я предам вас, тогда мне смерть! - без колебания повторил Томас.
- Порядок, - сказал Карл.
Только теперь он отвел взгляд от Томаса. Но они опять стояли в нерешительности, как и раньше. Что делать с убитой? Каждую минуту мог кто-нибудь пройти мимо - солдат, офицер, наконец, крестьянин.
Ведь эта дорога вела в Либиакен, в ресторанчик. Им показалось, что они уже слышат издалека голоса, смутный говор.
- Надо унести ее отсюда подальше; как можно дальше, к самой границе, прошептал Карл. - Надо утопить ее в трясине. Беритесь!
Он сказал "беритесь!", словно отдал команду.
А сам не сдвинулся с места. Иозеф схватил убитую за руки.
Томас послушно нагнулся к убитой, но едва он к ней прикоснулся, как тут же отдернул руку, словно его ударило электрическим током. Он снова попытался взять ее за ноги, снова отскочил и уже не мог больше на нее смотреть. Томас отвернулся, судорога пробежала по всему его тел; он зарыдал, как ребенок, и упал на траву.
Иозеф дал ему пинка.
- Вставай, сопляк,трус!
Томас, рыдая, перевернулся на бок. Карл приподнял его, поставил на ноги и сказал:
- А ты лучше засунь в рот палец.
Томас отчаянно замотал головой и чуть не задохвулся от спазмы. Карл еще раз повернул его на бок, и Томаса вырвало.
- Господи, ну и сопляк! И что за люди тебя вырастили, видно, тряпки какие-то, - сказал Иозеф.
И вдруг его бросило в дрожь. У него задрожали руки, губы, все тело. Он насторожился, обернулся и прошептал: "Послушайте!"
Да, это были голоса, они приближались.
- Пошли, пошли! - завопил Иоэеф.
Одним рывком он перебросил труп через плечо и побежал; Карл последовал за ним, таща за собой Томаса.
Они бежали вдоль берега по направлению к границе. Они бежали, пока не увидели солдат, патрулировавших у границы, крошечных, как муравьи: черные точки, ползающие на горизонте в белесом мареве. Они не знали, были это немцы или русские. Теперь они шли пригнувшись. Иоэеф кряхтел. Он опустил труп на землю и поволок его за собой. Луг был болотистый; земля кое-где пружинила, как резина, и вода булькала под ногами. Они подошли к дренажной канаве. Вдруг раздался выстрел. Они не знали, в кого стреляют - в них или в кого другого, в зверя, в картонную мишень или просто в воздух. И все же они так перепугались, что упали в окоп. Убитая скатилась вслед за ними.
И вот они присели в затхлой, стоячей воде, едва покрывавшей ноздреватую почву. Лениво всплывали большие пузыри и застревали под водяной пленкой.
Пахло гниющими травами. Они руками вырыли яму, втиснули туда убитую и прикрыли землей, мохом и тростником. Они трудились в поте лица. Потом стали искать камни, чтобы придавить легкий могильный холмик. Они нашли только один пограничный камень, старый, источенный ветром камень с непонятной для них надписью и какими-то странными знаками, смысл которых был им неведом. Этим камнем они и придавили могилу. Потом, все еще пригибаясь к земле, побежали обратно к ручью, чтобы вымыться.
Мылись долго. Сидели у ручья, пока не наступил вечер.
Карл давал своим товарищам полезные советы.
Он говорил:
- Я-то знаю, как оно бывает и что нужно делать.
В первый раз это не легко. Я-то знаю!
Молодые солдаты чуть не с благоговением прислушивались к каждому его слову.
Карл сказал:
- Молчите. Что бы ни случилось, держите язык за зубами. Уж я найду выход. Не вступайте ни в какие разговоры. Ложитесь спать. Первая ночь будет трудной, потом стерпится. Ко всему привыкаешь.
Томас и Иозеф слушали его молча. Томас думал:
"А как же отец, ее отец?" Но он не осмелился сказать это вслух.
Карл продолжал: