Наши войска, измотанные тяжелыми наступательными боями, нуждались в отдыхе, в пополнении людьми, мы испытывали и недостаток в боеприпасах. Все это вынудило нас перейти к активной обороне.
Наши части приступили к инженерному оборудованию полосы обороны на западном берегу Нарвы. После первых же ударов ломов и кирок под слоем мерзлой земли обнаружилась черная болотная вода. Огневые позиции пришлось делать насыпными, а наблюдательные пункты устраивать на высоких соснах и на вышках. В не менее трудное положение попали и наши стрелковые подразделения. Они, по существу, не могли отрыть ни окопов, ни ходов сообщения, не говоря уже о блиндажах. Все эти сооружения также делались насыпными.
От берега Нарвы до железнодорожной линии Нарва — Таллин почти не было дорог. Кругом одни леса и болота. Это крайне затрудняло доставку на передний край боеприпасов, продовольствия и эвакуацию раненых. Пришлось срочно заниматься строительством и улучшением дорог.
Мы развернули свои боевые порядки так, что все бригады, в том числе и тяжелые, разместились на плацдарме. Полки 58-й гаубичной, 65-й легкой артиллерийской и 42-й минометной бригад поддерживали действия стрелковых частей, составляя дивизионные артиллерийские группы. Остальные бригады дивизии вели борьбу с батареями противника.
Вскоре при нашей активной помощи стрелковые части освободили населенные пункты Ладиска и Ильвессо.
...Только вышли наши стрелковые подразделения на опушку леса, как из-за сараев хутора немцы открыли сильный огонь. Пехотинцы залегли, окопались. Начальник разведки 2-го дивизиона 1220-го артиллерийского полка лейтенант Л. П. Клещев подполз совсем близко к сараям и определил, что огонь ведут четыре противотанковые пушки. У самого леса стояло наше самоходное орудие. Лейтенант подбежал к нему и указал экипажу цели. Самоходчики огнем подавили вражеские пушки.
Леонид Павлович Клещев был душой дивизиона. Он не любил красивых фраз, говорил мало, но всегда шел туда, где опаснее.
Неподалеку от деревни Ильвессо фашисты бросили на наши позиции восемь танков и самоходных орудий, до полка пехоты. Наблюдательный пункт, где был Л. П. Клещев, находился под сильным вражеским огнем. Но разведчики-артиллеристы продолжали работать. Они засекали цели. Несмотря на огонь дивизиона, шести танкам и батальону пехоты немцев все же удалось вклиниться в наши боевые порядки и отрезать наблюдательный пункт. Танки подошли почти вплотную к НП и начали обстреливать его в упор.
Лейтенант Л. П. Клещев обвел взглядом товарищей и приказал радисту:
— Передавайте команду! По квадрату номер... Дивизиону... Огонь!
Прозвучал сокрушительный залп. Потеряв несколько машин, гитлеровцы отступили, а герои остались невредимыми и продолжали корректировать огонь.
Однажды ночью меня срочно вызвал к себе комдив. Выехали мы с начальником штаба бригады В. И. Дуданцом. Несмотря на валивший густой снег, артиллерия противника беспрерывно обстреливала наш передний край, ближайшую глубину боевых порядков и дорогу, которая вела в наш тыл. Эта дорога была одна-единственная на плацдарме, и немцы круглые сутки держали ее под методическим огнем дальнобойной артиллерии.
Как только мы выбрались на дорогу, водитель Иван Назин резко увеличил скорость. Он делал головокружительные зигзаги, часто сворачивал с основной колеи, чтобы снаряды не попали в машину. При одном из таких поворотов машина пересекла припорошенную снегом траншею и сильно ударилась в ее стену. Всех нас выбросило в снег.
На какое-то мгновение я потерял сознание. Очнувшись, услышал торопливые шаги. Надо мной склонился Дуданец:
— Живы, товарищ полковник?
Я зашевелился. Он помог мне встать.
— Жив, дорогой. Как остальные?
Из-за сугроба вынырнула фигура лейтенанта Посохова. Он прихрамывал, левой рукой держался за бедро.
— Здорово мы приземлились! — промолвил он. Чувство юмора не покидало его даже в такие минуты.
Втроем мы кое-как добрались до машины. Она лежала на боку, водитель сидел рядом и стонал. К счастью, водителя лишь слегка оглушило и он быстро пришел в себя. Перевернули машину, поставили ее на колеса. Старший сержант Назин включил мотор.