Перегонял я как-то в девяностые машину для друга, с Ростова в Сибирь. Дорога дальняя, автомобиль отечественный. Раньше гостиниц по дорогам мало было, да и накладно это: ночевать в девяностые в гостиницах-то, поэтому спал в машине. И заправок по дорогам было немного, поэтому в багажнике было три канистры по двадцать литров. Небезопасно, но что делать. И если заправка рабочая по дороге попадется, то надо тебе или нет, но запасы топлива обязательно надо пополнить под завязку. Вот и получился у меня вид не очень: две ночи подсыпал-кемарил в машине, слегка облился бензином при самостоятельной заправке автомобиля через обязательную воронку, менял пробитое колесо, доливал масло в двигатель… Зачуханный, надо сказать, имел вид. Но при себе у меня сумочка спортивная в которой бритва, зубная щетка, модный в то время одеколон «Миф», аккуратно свернутые брюки и белая рубашка. Машину передал на вокзале, вкупе с ключами, свидетельством о регистрации и отчетом: «что в общем вела она себя неплохо, масло долил с литр, расход в норме, гвоздя поймал задним колесом, а пока заметил оно хлопало уже как парусина…». Ну, а мне на вокзал надо – билеты покупать, есть время – заеду к бате в деревню. Иду в билетные кассы, встаю в очередь, размышляю о своем, мечтаю полноценно, в полный рост, поспать на вагонной полке… И тут вижу – впереди меня через несколько человек стоит мой однополчанин по кличке Речка. Ошибки быть не может – он!
Речка – здоровенный под два метра парень, его из студентов взяли, очень медлительный и спокойный. Раньше ведь как было? Обязательное среднее образование. В школе учились восемь классов. В девятый-десятый брали не всех, а примерно каждого третьего. Остальные продолжали получение среднего образования либо в технического в техникумах, либо профессионального в училищах. Три года обучения – и в армию или на работу. А чего бездельничать? Те, кто заканчивал девятый-десятый, пытались поступить в высшие учебные заведения. Экзамены сдавали сначала школьные, а потом при поступлении в ВУЗы, ЕГЭ у дикарей не было. Документы подавались в один ВУЗ, если завалил экзамены – иди в армию или работать. Платного образования не было, платных услуг в образовании тоже. Денег с меня лично не потребовали ни разу пещерные преподаватели. Я так скудным своим умишком мерекаю, что кто платно учится тому и диплом надо давать с корочкой, раскрашенной под вечнозеленую американскую купюру – чтобы сразу видно было кто перед тобой стоит. Так что в армии можно было встретить всех: и ПТУшников, и учащихся техникумов, и недоучившихся студентов, и обладателей дипломов высших учебных заведений, в которых отсутствовала военная кафедра. По-моему сужденью, лучшие солдаты получались с учащихся техникумов. Была в них золотая середина между необходимой технической грамотностью, спортивной подготовкой и природной сметливостью. Среди студентов было много заумных, вроде Речки. Тяжело ему в армии пришлось – плохо ему давалась физподготовка. Беда была со всеми нормативами. Как бежать сто метров, так Речка показывает результат под восемнадцать-двадцать секунд. Прибежит, послушает ругань начальников отделений, старшин, комвзвода, комроты, начальника физподготовки полка, улыбнется обезоруживающе, да и пробасит:
– Не получается у меня, я – флегматик.
– Тормоз ты, а не флегматик, – отвечает любой проверяющий, но понимает при этом, что сделать с этим индивидом ничего нельзя.
Еще Речка дрался очень плохо и ему сильно доставалось от представителей южных Советских республик и Российских кавказских национальных автономий, которых мы тогда совсем не толерантно называли определением из многочисленных толковых словарей русского языка: «Короткий обрубок, кусок дерева или металла. II ж. 1. разг.-сниж. Бесчувственный человек. 2. Употребляется как порицающее или бранное…». Ну, дикие мы были. Что сказать, я лично пришел в армию и думал, что в соответствии с тогдашней Конституцией СССР, «все граждане Союза есть новая историческая общность людей – советский народ, в основе которой лежит нерушимый союз рабочего класса, крестьянства и интеллигенции при ведущей роли рабочего класса, дружба всех наций и народностей страны». А потом эта уверенность стала достаточно быстро исчезать и взамен него привилось определение «Бесчувственные люди». «Бесчувственные люди» норовили заставить нас мыть вместо себя полы и делать другую грязную работу, «короткие обрубки» били нас толпой, хватаясь при любой возможности за заточки, «называемые порицающим или бранным словом» сбивались в землячества, саботировали приказы офицеров, понижали боеготовность частей, ибо разрушали само понятие воинской дисциплины. Потом, уже после армии и развала Советского Союза, «бесчувственные люди» безжалостно выгоняли русских угнетателей и граждан других национальностей с территории своих независимых республик. Ныне же они все здесь в России. И я, лишенный своей национальности в паспорте, ставший просто россиянином, глубоко раскаиваюсь в употреблении бранного слова в отношении тоже россиян в своей совсем не толерантной молодости. Каюсь. Снисхождением для меня может являться лишь факт моего пребывания по молодости в другом государстве – СССР. И Конституция была другая –доисторическая, куда ей до нынешней со всенародно одобренными поправками!